— Мам, дай трубку, — я забрал у нее телефон. — Па, тут такое дело…
И спокойным тоном изложил все, что произошло за последнее время.
Мак приехал вечерним поездом из Дублина. Осунувшийся и измученный. Боровшийся много лет за свои убеждения. И проигравший.
Восточный ветер треплет шерсть на загривке, пригибает травы на холме. Ветки вереска дрожат от его порывов, роняют засохшие соцветия. Сотни и сотни запахов невидимыми струями проносятся мимо.
Немного соли с берегов Ирландского моря. Молодая хвоя с ветвей и прелая под стволами от леса, ароматное разнотравье лугов, едва уловимые запахи асфальта от дороги на Кашел.
Насыщенный мускусный запах овец, их влажной от недавнего дождя шерсти, раздражающая вонь псины — от огромных волкодавов, терпкий и горький запах пастуха — смесь пота, несвежей одежды, крепкого табака и виски, запахи страха, боли и крови с небольшой бойни.
Дальше — постиранное белье хлопает большими белыми квадратами на ветру, словно старается превратиться в парус и сбежать со двора одинокого дома далеко внизу. Снова лес. Медовые ноты верещатников. Конский навоз. Масло, железо и дизель от трактора, убирающего ячмень с желтого ромба поля. Пьяные ароматы маленькой частной винокурни и огромного завода «Балмерс» перемешиваются в коктейль, сшибающий с ног — виски с сидром.
Ветер меняется. Дует от Клонмела. Теплеет. Несет запахи сотен и сотен предметов и людей, их эмоций — горе, разочарование, страх, радость, влечение, злость и нежность — все это проносится мимо невидимыми призраками.
Я опрокидываюсь на спину. Низкие, быстро плывущие серые тучи вдруг пропарывает рыжий закатный луч, дарит им свой цвет. Облака тоже пахнут. Дождем и прохладой.
На меня падают первые капли дождя. И почти тут же раздается гудок прибывающего из Дублина поезда. Я поднимаюсь и бегу с холма вниз. Густые травы путают ноги. Но передо мной уже знакомое нагромождение камней.
Я сорвал зубами несколько репьев, вцепившихся в шерсть на предплечье, перекинулся. Приподняв камень, вытащил из тайника свою одежду, оделся, перебросил ботинки, связанные шнурками, через плечо и побежал дальше, босой, через поля к городу.
Два огромных серых пса вылетели из кустов на тропу передо мной. Я остановился, а уши резануло от ультразвукового свистка.
— Сидеть!
На тропу к псам выбрался пастух, смерил меня тяжелым взглядом.
— Ты из пэйви?
— Еще чего! — огрызнулся я.
— А чего тут крутишься? Не первый раз тебя вижу.
— Не вижу таблички с надписью, что тут гулять запрещено. Собак своих держите!
И направился мимо него. Псы глухо рычали, едва не коснулись меня носами, но все же не тронули.
— Ты не из Конмэлов? — неожиданно спросил он, когда я был уже в двадцати шагов от него.
Я резко обернулся.
— Это не твое дело, Грэг Леван.
У него от удивления вытянулось лицо. А псы зарычали громче.
— Иди-ка отсюда, парень, — его ладони скользнули по рукояти ружья. — И держись в следующий раз подальше.
— Да пошел ты!
Я сунул руки в карманы и, отвернувшись, зашагал дальше.
Я вошел в дом через две минуты после отца. Он уже обнимал Лиадан и Рианнон. Говорил им что-то, утешая. Потом он увидел меня. Я прислонился спиной к стене, держа руки в карманах. Ждал, что он скажет. Он крепче прижал к себе жену и дочь.
— Я больше не уеду. Они внесли поправку в закон. Нас больше не тронут.
Он не лгал, но и всю правду не говорил. Но у Лиадан и сестры на лицах отразилось облегчение — словно камни с души свалились.
— Но нам придется жить в новых условиях, приспосабливаться к ним, — добавил отец.
— Что это значит? — спросила Лиадан, снова встревожившись.
— Мы должны жить как люди…
Мне захотелось наговорить ему грубостей, обозвать трусом, лжецом.
— Руари, тебе будет сложнее всего, больше нельзя будет оборачиваться. Ты должен вести себя как обычный подросток…
— Это дрочить под одеялом, что ли?
— Прекрати! Все очень серьезно!
— Я это знаю гораздо лучше тебя, па.
— Тебе спать не пора?
— С чего это?
— Завтра рано утром идешь в школу! Ты сколько уже не ходил?
— Два месяца, — буркнул я.
— Живо ужинать и спать!
Грубости по поводу его распоряжений я так и не сказал, наткнувшись на взгляд матери.
— Уже иду, — проворчал я.
Отец явно не был настроен на общение со мной. Хотя обсудить нам было что, и он это прекрасно понимал.
— Вернешься завтра со школы — поговорим.
В школу я шел мрачный и не выспавшийся. Почти всю ночь думал о последних событиях. Хороших мыслей в голову не приходило, на душе было муторно. Задумавшись, я не сразу понял, что происходит в одном из переулков рядом со школой и что окликают меня. Лишь когда кто-то грубо развернул меня к себе, схватив за ворот школьного пиджака, я вынырнул из мрачной задумчивости.
— Ты глухой, что ли? Сказали же «стой!»
— Отстань! — огрызнулся я.
Но меня толкнули назад, в переулок.
— Вот этот видел! — меня пихнули к остальной компании.
— Ничего я не видел, — я нахмурился, оглядываясь и не понимая, чего ко мне прицепились.
Компания оказалась серьезная. Пять парней лет по двадцать — чужаки, не из нашего города, еще трое из старших классов моей школы.
— Ты зачем эту мелюзгу притащил⁈ — заорал один из чужаков. — Вот теперь он точно увидел.
Я еще не понимал, что к чему. Только лица трех школьников выражали ужас. Наконец я заметил пакеты с травой, порошком и чем-то еще. И до меня дошло.
— И чего с ним теперь делать?
— Припугни его.
— А если он расскажет?
— Дай ему таблетку.
— Эй ты, слышишь? У тебя деньги есть? Мы дадим тебе классную таблетку. Будешь такие покупать у него.
И мне указали на одного из школьников.
— У него же отец — коп! — удивился я невольно.
— Мы это и без тебя знаем, умник! Ты что, не понимаешь? Рот открывай.
Мне протянули белую пластинку. Она мерзко пахла мятным ароматизатором, бензином, спермой и прочей дрянью, впитав запахи с рук.
— Да пошел ты! Будешь так говорить своей матери-шлюхе!
— Что ты сказал? — в меня уже летел кулак.
Я отпихнул обидчика и тот кубарем полетел по пыльному асфальту, сдирая кожу с коленей и локтей. На меня кинулись остальные. Я расшвырял их прочь.
— Интересных друзей ты себе завел, Макс, — сказал я одному из школьников.
— Как ты это сделал, Руари? — на меня смотрели во все глаза.
— У меня черный пояс по карате. А что, вы не знали?
— Это не похоже на карате.
— Да? — удивился я.
Забросил рюкзак на спину и направился к школе. Они сорвались следом.
— Они же убьют нас теперь, Руари! — едва не рыдая, запричитал Макс.
— У тебя папаша — полицейский! И не просто полицейский — капитан Гарды. Какого черта?
— Я должен им денег, я…
Взглянув на его испуганную, по-нездоровому бледную физиономию, я разозлился:
— Редкостный кретин! Звони отцу.
— Он меня убьет!
— Наверное лучше он, чем эти? — я кивнул за свою спину. — Нет? Отвалите.
Они отстали. В школе я наслушался от учителей о своих пропусках, поведении и прочем. Негатив я старался пропускать через себя, он словно падал в глубокий колодец, в черную беспросветную дыру… И все же он достигал дна, устилал его тонкими слоями, копился.
Домой я возвращался в еще более скверном настроением.
После школы меня ждали. Семь громил. Макс с расплывшимся на скуле синяком показал на меня пальцем. Один из чужаков между тем двинулся ко мне. Я подумал, не удрать ли мне от них? Но тут сзади дорогу преградили еще трое. В них я опознал трех знакомых из пэйви.