— Нас теперь что, типа охраняют, как зверей в заповеднике?
— Что-то вроде того, — отец криво и совсем невесело усмехнулся.
Я помолчал.
— Тебе нужно было предать его.
— Что?
— Забыть свою чертову гордость и честность, предать одного ублюдка правосудию, чтобы сохранить жизнь остальным.
Мак подскочил в кресле с изменившимся лицом. В следующий миг я оказался прижат к стене.
— Не смей мне говорить, что я должен был делать! Ты не понимаешь…
— Согласно Кодексу запятнавший себя людоедством изгонялся из семьи. Его презирали все рода… Почему…
— Ты давно читал Кодекс? — спросил отец.
— Давно, года три назад, но я прекрасно помню каждое слово, записанное в нем.
— Открой страницы с древами родов, — мрачно посоветовал отец.
Он выпустил меня, и мы пошли с ним в библиотеку. В центре зала я прочел три слова открытия тайника. В полу дощечки потертого наборного паркета ступеньками разложились во все стороны, превратив узор листа шэмрока в объемный. В открывшейся нише в полу осталась лежать древняя книга. Я наклонился и, не вынимая книгу из ниши, перевернул титульный лист, а следом еще с сотню желтых, как Луна, страниц. Здесь начинались родовые древа.
— Открой семью О’Лири.
Я удивленно глянул на отца, долистал до рода отцовского друга. Имя последнего главы рода — имя Лира — было перечеркнуто. Я уставился на отца. Он горько усмехнулся.
— Мы очень давно дружили. Сколько я помню, Лир всегда был едва ли не таким же тихим, как те ягнята на его ферме. Но, когда у него захотели отобрать землю, он сорвался… Я не верил, хотел с ним увидеться, переговорить, посмотреть, как его семья. Поэтому мы тогда поехали к ним.
Я не понял, чему он не верил. В голове уже возникли страшные и абсурдные мысли, что мой отец имеет отношение к приказу, по которому семью О’Лири должны были уничтожить. Я продолжал смотреть на отца, и у меня был только один вопрос. Отец без труда прочел его в моих глазах.
— Я не имею к приказу никакого отношения. Наш визит к их семье и облава — всего лишь трагическое совпадение. У Лира хотели отобрать землю. А у него было двенадцать детей, Руари. Он сглупил, написал угрозы правительству, что поубивает всех, кто ступит на его землю. Я приехал, чтобы уговорить его, успокоить. Но было поздно. Приказ насчет его семьи, как я узнал после, был уже подписан, угроз оказалось достаточно. А сам Лир… сдержал накануне свое слово насчет угроз. Но это тоже еще не все. Полистай…
Я просмотрел еще несколько родов. Нашел еще два десятка перечеркнутых имен. Три года назад этого не было. Я действительно давно не заглядывал в книгу.
— Откуда ты узнал?
— Просил Лиадан следить… Мне очень жаль, Руари…
— Мне тоже, па.
Черный колодец в душе был почти полон. Я вдруг понял, что от злости к горлу подступили слезы, прикусил губу до боли — и так уже ревел сегодня, когда словил пули. Старая боль плескалась на самой поверхности колодца.
— Наша семья получила выигрышный лотерейный билет, — негромко произнес Мак. — Но как долго он будет действителен?
Глава 18
После нашего разговора отец начал пить и практически перестал меня контролировать. А я, несмотря на его запрет, продолжал оборачиваться и часто пропадал в лесу или среди вересковых пустошей.
В один из таких дней, прогуляв школу и до самого вечера проторчав в холмах, я возвращался домой.
Пустоши закончились, уступив место полям. Нырнув в кусты, я оказался на лугу и с лёта врезался в овцу, отбившуюся от стада. Она издала звук, больше всего похожий на изумленное хрюканье, в панике засучила передними ногами, осев на задние. Но развернуться и убежать не успела.
Мой инстинкт сработал быстрее. Я вцепился ей в горло и сжал челюсти. В нёбо забил горячий фонтан крови. Я глотал ее, прикрыв глаза, а внутри расползалось приятное успокоительное тепло. Жертва еще пару раз слабо дернулась, так и не успев осознать своей гибели.
Где-то совсем недалеко залаяли собаки. Уши ощутили неприятную вибрацию от ультразвукового свистка. Ко мне неслись два огромных серых пса. За ними бежал пастух.
Я выпустил овцу, стоял над ней и ждал. Волкодавы футов за сто резко сбавили прыть, смутились, яростный лай сменился поскуливанием. Они оглядывались назад, поджимая хвосты, ждали хозяина.
Пастух тоже сбавил ход, остановился около своих псов. Он поглаживал ружье, но так и не снял с плеча. Я, слизнув кровь с носа, смотрел на пастуха.
— Ты из Конмэлов? — спросил пастух. — Не молчи, я знаю, что волков Ирландии давно уже нет.
— Тебе-то что, Грэг Леван? — спросил я. — За овцу твою заплачу, случайно вышло.
— Коли так, тогда я ее разделаю, как положено, и могу завезти в твой дом.
— Идет. Завтра занесу деньги, — я собрался уходить.
— Могу угостить тебя грогом, — торопливо произнес он.
Я остановился, изучая запах. За сильным волнением угадывалась смесь неприязни и любопытства. Любопытство пересиливало. Я засмеялся. Пастух вздрогнул, псы его припали к земле. Лишь через несколько секунд до него дошло, что я не рычу, а смеюсь.
— Хорошо, — произнес я.
Грэг осторожно подошел. Взял овцу, закинул на плечи.
— Не первый раз сбегает, — сказал он. — Ну теперь добегалась.
Пастух направился чуть выше по холму, где стоял небольшой деревянный сарай — там он забивал животных. Я шел рядом. Псы, поджав хвосты, следовали за нами на приличном расстоянии.
— Не понимаю, почему они тебя боятся.
— Потому что я не волк.
— Выглядишь вполне как волк, — возразил пастух.
— Это для тебя. А они знают, что я сильнее и порву обоих, как слепых щенят. Они не трусы и не дураки. Так что не наказывай их, если вдруг собираешься.
— Ты еще и мысли читаешь? — пробурчал Грэг.
— Запахи. Они выдают не только настроение, но и желания.
В сарае пахло смертью и кровью, давно не стиранным бельем и старыми шкурами. Грэг подвесил овцу на балке над ведром, спуская ей кровь. Достал из заплечного мешка термос, из ящика полуразвалившегося кухонного комода — пару не слишком чистых стаканов, разлил в них напиток.
Потом, миг подумав, снова полез в шкаф, извлек оттуда бутылку и плеснул еще алкоголя. И посмотрел на меня. На лице пастуха явно был написан вопрос, как я собираюсь пить угощение.
Я прочел три слова возврата. Глаза у Грэга разве что на лоб не полезли.
— Это ты⁈ Я думал, что имею дело с твоим отцом.
— Па такими делами не занимается, — заметил я. — Буду признателен, если ты дашь мне что-нибудь накинуть, — без шкуры тут прохладно.
— Какими делами? — продолжал любопытствовать Грэг.
— Он почти не оборачивается, не говоря уже о чем-то более серьезном, — я оскалился в усмешке.
Грэг нашел старое одеяло, бросил мне. Я завернулся в него, сел на жалобно скрипнувшее подо мной кресло и потянулся за стаканом. Грэг смотрел на меня в сомнении.
— Для тебя я могу нацедить овечьего молока.
— Брось, я не маленький мальчик.
Я хлебнул грога, прикрыл на мгновение глаза и, откинувшись в кресле, посмотрел на пастуха.
— Отличный грог. Сколько я тебе должен за овцу?
Грэг похлопал глазами, словно его вывели из ступора.
— Две сотни.
Я в сомнении глянул на пастуха.
— В ней чистого веса фунтов сто.
— Не беспокойся, в мясную лавку я сдаю немногим дороже. Считай, что я тебе сделал скидку за убой.
Я засмеялся, оскалившись, и допил грог. Грэг, снова занервничав, налил мне еще.
— Разделай сейчас, — произнес я. — Сам домой отнесу.
Грэг кивнул, достал нож, принялся сдирать с туши шкуру.
— Почему в прошлый раз ты принял меня за пэйви? — спросил я.