— Да что с тобой⁈ — кричал сержант.
Я провел ладонью по лицу и с изумлением уставился на окровавленную ладонь. Кровь была овечьей.
— Что вы сделали, Финн? — спросил я едва слышно.
Он промолчал, но я уже и сам увидел. Джил лежала в семи футах от меня. Неподвижный взгляд был направлен в небо, а на лице застыла улыбка, успевшая только слегка искривиться от боли.
— Когда ты упал, я решил, что она успела выстрелить вместе со мной! И что вы оба мертвы!
Сержант выпустил меня. Его трясло. Я подобрался к Джил, распахнул пропитанную кровью куртку и обернулся к полицейскому.
— Из-за меня вы застрелили человека?
— Да, черт тебя побери! Я кричал вам. Кричал ей, чтобы она остановилась, но я был слишком далеко…
— Великая Луна! Король Мидир…
Фалви тоже вспомнил, как повелитель сидов интересовался, заряжено ли у него оружие, желал, чтобы у него не дрогнули руки. Теперь же сержанта колотило так, словно он час пробыл на диком морозе. Трясущимися руками Фалви достал мобильник, вызвал для Грэга скорую.
Я подобрал валявшуюся на траве кружку, зашел на бойню, зачерпнул крови в посудине под овцой, сделал несколько глотков, чтобы хоть немного восстановить силы, вышел вон и побрел прочь по мокрой траве после успевшего закончиться дождя. Физическая боль ушла, но другая накрывала так, что темнело в глазах. Я пытался глубоко вдохнуть и не мог, как и кричать. От боли, от злости, от своей беспомощности и неспособности что-либо изменить.
— Руари! — за мной бежал Фалви. — Руари, мы должны поговорить! Ты куда опять ушел?
— Я вам ничего не должен! — огрызнулся я, на миг обернувшись. — Считаете, что спасли меня? Нет! Вы снова заставили меня пережить смерть!
— Ты шутишь? Она бы застрелила тебя!
— Да пошли вы!
— Руари! — Фалви на несколько секунд приотстал, озадаченный. — Да объясни же!
— Вы уже однажды убивали мою подругу. Сегодня вы сделали это еще раз, — я резко обернулся к нему.
— Какую подругу? О чем ты?
— Семь лет назад вы назвали меня тринадцатым счастливчиком, мистер Охотник…
Фалви остановился пораженный, и я понял, что он вспомнил.
— Святой Патрик! Так это был ты, Руари?
— Я знал ее всего один день. Но ведь у нас все не так, как у людей. А сейчас… Да, Джил хотела меня убить, но… Проклятье! Наша природа такова, что я ощутил ту же боль, что она, почти сам умер!
Я развернулся и пошел прочь. В лицо снова ударили капли дождя.
— Руари, но я не убивал никого из них! Никого из семьи О’Лири!
— Финн, заткнитесь!
— Мне всего лишь отдали приказ привезти детей на базу. Джек должен знать, что с ними произошло.
Я резко обернулся и уставился на сержанта.
— Я должен спросить Джека, что он сделал с О’Лири? Чтобы следом разорвать его на клочки, что ли?
— Для начала тебе надо семью из министерства забрать. Джек должен сдержать слово. Хотя после того, что произошло с Мелиссой, ему будет крайне трудно. Ну же, Конмэл, соберись!
Но я шлепнулся задом на траву, не в силах больше никуда идти. Боль отступала, и меня накрывало безразличие. Мимо нас промчалась скорая и полицейская машина. Фалви замахал полиции. С ними мы через двадцать минут добрались до Управления. Пока Фалви заваривал чай и разогревал пиццу — все, что нашлось у него в рабочем холодильнике, — я заснул на диване.
Где-то рядом запищал будильник. Я открыл глаза. Фалви сидел за своим рабочим столом, смотрел на меня. Судя по хмурой, усталой физиономии, он не спал всю ночь и следил за мной.
— Хочу тебе кое-что показать, — сказал Фалви и развернул монитор ко мне.
Весь экран занимал знакомый рисунок спектра.
— Я это уже видел. Вы, кажется, тоже.
— Но не такой мощности. У прибора даже нет возможности показать максимальный пик. Конмэл, ты понимаешь…
— Ничего не хочу понимать, — огрызнулся я, встал и направился вон.
— Ты куда?
— Отлить. Побежите следом в уборную меня караулить?
Фалви поморщился и остался сидеть на месте. В Управлении еще никто не работал, кроме дежурного на первом этаже. По ощущениям было около семи утра. В туалете я долго умывался холодной водой. Бодрее себя не почувствовал. Гибель Салливана должна была принести облегчение, но его не было. Словно бремя, которое висело на мне с того момента, когда я впервые увидел в Клонмеле некроманта, никуда не исчезло.
Я вышел в коридор и увидел О’Шэннона, застывшего около кабинета Фалви. Энгус кивнул мне, потом на приоткрытую дверь, из-за которой слышался голос министра.
— И ты совершенно спокойно сидишь тут, Финн? После того, что ты видел⁈ — зло говорил Джек Кейн.
— А что я должен делать?
— Найти его, засадить за решетку!
— Ты же дал клятву, Джек.
— Ты в это веришь⁈ Нас обманули! Провели, как дураков!
— Я так не думаю…
— Не думаешь⁈ А знаешь, что думаю я? Эти двое сговорились! А меня в это втянули с одной целью. Чтобы отомстить! Чтобы я пережил те ужасные события, ту боль еще раз! Чтобы отнять у меня самое дорогое — мою дочь! Ведь она могла бы выжить и сейчас стала бы совсем взрослой! Моя дочь…
Мы с О’Шэнноном смотрели друг на друга.
— Вы заблуждаетесь, — Я осторожно заглянул в кабинет и не удивился, увидев направленный на меня пистолет.
— Джек, не надо, — произнес Фалви. — Руари никуда не исчезал. Он все время был здесь, и я присматривал за ним. Убери оружие. Джек!
Я медленно прошел в кабинет. За мной зашел О’Шэннон, встал чуть в стороне, не сводя взгляда с министра. Я понял, что маг готов убить Кейна, если тот попытается причинить мне вред.
— Мне жаль Мелиссу и остальных погибших. Вы можете не верить, но я никогда не причинял зла хорошим людям. Никогда. И я никогда бы не согласился на вчерашнее, если бы на другой чаше весов не было в разы больше жизней, если бы имелся другой способ избавиться от некроманта. Вы и сами согласились на это же, заключая сделку с Мидиром. Эти люди единственные могли остановить некроманта и спасти остальных. И они знали, на что шли, знали, за что отдают свое бессмертие, подаренное им Мидиром. Даже Мелисса. Но даже если б она могла вернуться на землю, то не смогла бы жить без Эйда. Она просто наложила бы на себя руки.
— Чушь! Она прекрасно прожила без него много лет!
— В холмах сидов! Там особое волшебство, которое забирает все печали и дарит радость. Но после возвращения на землю магия бы исчезла, а в душе осталось бы одно только горе. А скорее всего, она бы не пережила резкого взросления, когда земное время забрало бы у нее свое.
Министр продолжал целиться в меня. Руки, сжимавшие оружие, у него подрагивали.
— Нарушите клятву — умрете, — напомнил я.
— А вы с Мидиром не предусмотрели вариант, что, возможно, после смерти дочери меня это устроит⁈ Что я умру и заберу тебя с собой, ублюдок!
— А ведь вы ничего не поняли, — произнес я. — Вы не поняли, как заблуждались, когда ставили свои подписи на приказах об уничтожении невиновных. Сколько детей вы загубили? Некоторые были еще младше вашей дочери. Но вы ведь нисколько не раскаиваетесь. Видимо, потому, что признать себя неправым вам очень сложно. Поэтому вы сожгли Кодекс. Вы ничем не лучше Даллана Артегала, который тоже хотел заполучить книгу, чтобы скрыть правду.
— Ты вчера убил кучу невинного народа и смеешь мне говорить, что я был неправ⁈
— Руари никого не убивал, — заметил О’Шэннон. — Он всего лишь позволил им умереть, и ничего больше. Хотя это было, наверное, еще тяжелее. Неужели вы не знаете, как действует магия сидов, министр? Любой, кто попадет в хоровод, не вырвется из него и его уведут в волшебные холмы. Так будет, пока звучит музыка, пока продолжается танец. Мидир не мог пожертвовать никем из своего народа, кроме как украденными когда-то смертными. Когда его музыканты-сиды вернулись в холмы и портал закрылся, Руари всего лишь поддержал магию своей музыкой. Это люди убили некроманта, убили своей магией вечной молодости, доставшейся от сидов.