Я аж проникся, и у меня по спине мурашки пробежали, а Сергеич оказывается действительно может злиться. Ого-го… оратор оказался! Действительно, зажёг.
— Ну всё, пора, — положил я руку ему на плечо.
— Ещё нет, — покачал головой он и схватился руками за шар.
Тут уже даже у меня глаза на лоб полезли. Сейчас Александру Сергеевичу ещё должно быть больно. Очень больно. Эта мешанина из щитовой магии не просто не пропускала вредного воздействия внутрь, но она должна была уничтожить нападавшего. Прямо сейчас доспех Пушкина корёжило, но он не сдавался. Он просто подкинул пузырь в воздух, и на возвратном движении пнул ногой этот шар, как обычный футбольный мяч, который полетел по пологой траектории через площадь.
Я хмыкнул, поняв его задумку. И мгновенно призванные мной два муравья разрушили верхнюю кирпичную надстройку. В месте падения шара остались, облегчив ему работу, только толстые доски с несколькими дырками, а шар их с лёгкостью проломил, упав в натуральный уличный сортир, доверху заполненный говном.
— Вот теперь пора, — сказал Пушкин, и в первый раз за сегодня счастливо улыбнулся.
Я схватил его за руку и скользнул в Тень, будучи поводырём. Через некоторое время мы оказались рядом с моей доблестной компанией. Четыре с половиной Паладина сидели на большой куче добра.
— Ну ни хрена себе! — офигел я. — Вы что, всю сокровищницу вынесли?
— Почему, всю? Только самое ценное, — удивился Самохвалов.
— Меч-то нашли? — спросил я.
— Ага! — кивнул он и, улыбающийся Астапов продемонстрировал мне восьмой родовой меч Рода Галактионовых — «Серпент». Он возвращается в семью. Снова.
А еще я заметил лукавый взгляд медоеда. Подумал, что с ним тоже надо поговорить.
Всё было хорошо, надо было возвращаться. Вот только ещё один момент.
— Подожди, я не понял. А нахера тебе ночной горшок? — увидел я странный предмет.
Самохвалов слегка смутился, но совсем ненамного.
— У вас же еще один ребенок скоро родится. Слышал, Екатерина всё равно купить просила. А тут Вася говорит, что это фарфор династии Сунь-Хунь. Он шарит. И ему до хрена лет.
— Ага, а ещё он стоит, как половина Иркутска! — хмыкнул Астапов.
— Это должен был быть сюрприз, командир, — подал голос немного смущенный Олег Горохов. — Ну, как ты думаешь, Екатерина оценит?
Я не выдержал и заржал. Всё-таки у меня лучшие Паладины в этом мире. Пусть они единственные Паладины в этом мире. Но всё равно лучшие.
Стырить самый древний горшок в Мире для любимого командира? Говно вопрос!
Глава 4
Где-то в Многомерной Вселенной
Морфей восседал на троне в своем невообразимо красивом дворце среди слуг, и вкушал экзотические плоды деревьев, которые можно было найти только здесь. А где это было — «здесь»? Сложный вопрос, который многих его разыскивающих ставил в тупик. Ведь это пространство самого Морфея, где он был правителем, судьей и богом в одном лице.
Этот мир и дворец не существовал в реальном пространстве, и это было главной проблемой Морфея — Царя и Бога снов. Того, кто может ломать и строить сознания любых разумных ничтожеств.
Сколько бы миров не были захвачены им лично, но это количество все равно слишком мало, чтобы достичь своей истинной цели.
А она, конечно, у него, была. Он хотел свободы! Настоящей, а не мнимой, которая у него сейчас. Его способности являются одними из сильнейших во Вселенной, как он думал. Но, в то же самое время, и проклятием.
Он Бог снов, но выбраться отсюда не может. Из этого вытекает, что главная его цель — найти способ покинуть это место, и возвращаться назад, в любое время, по собственному желанию. Сейчас он, как никогда, был близок к своей цели. Хотя ради этого ему пришлось заключить союз с Неназываемым. Конечно, он не рассчитывал на этого идиота, но свою роль тот должен сыграть.
Впрочем, и сам Неназываемый, наверное, ему не доверяет, в этом и суть божественных договоров. Некая игра, в которой нужно поиметь своего союзника быстрее, чем сделает это он, и самое главное, без нарушений. Ведь за любое нарушение Вселенная жестоко накажет.
— Господин… — вдруг раздался голос возле его трона. — У нас нарушитель.
От этих слов Морфей удивленно приподнял одну бровь. Какой может быть нарушитель, если он знает про всё, что творится в этом месте.