— Допреж беседы самовар поставим, — сказал Елисей, и Никодим согласился. — Хоть и утро — ночь, однако, беспокойная была.
Уперев руки в боки, Дормидонт Силыч важно обсуждал с Глебом Семёновичем котировки валют, подсмотренные на страничке "компотера". Линь Тай парил возле подоконника и на пару с Джучи пытался напугать толстого голубя, приземлившегося на карниз. Один Касьянушка "сидел" тихонько на хозяйском месте, глубоко погружённый в какие-то свои думки.
Елисей включил радиоприёмник — негромко. Радио будто откашлялось и бодро заговорило о нападении, об убийствах, о похоронах, об ограблении… Домовой послушал, пригорюнясь, чуток, да и выключил.
— Опять ты вздохнул (Касьянушка резко поднял голову), Елисей. И что ты слушаешь эти новости? Лучше соседей по дому послушай — вот где жизнь-то! А ты…
— Вздохнул! Вздохнул! — завопил Касьянушка, и вскочил, и умчался в зал, отчего-то невероятно счастливый.
Забыв закрыть рты, вслед ему посмотрели привидения купца и агента КГБ. С карниза удрал толстый голубь, перепуганный стремительной тенью. И только Елисей, вздрогнув, как и все, меланхолично снова вздохнул.
— Эх, Никодимушка! Даже не знаю, что и делать. Будить хозяина — жалко. Не разбудишь — лютовать будет. Что ж делать-то?
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
58.
В восемь утра мобильник на стуле рядом с кроватью загадочно сказал: "Па-бам! Па-бам!" Дотянувшись в полусне до телефона, Лёхин тупо прочитал. Забыл, что прочитал, — снова посмотрел. Дошло. Сонно улыбнулся и перевернулся на другой бок, свесив руку пальцами в тепло солнечного луча.
Эсэмэска гласила: "Кафе в двенадцать. Аня".
Посреди комнаты Елисей вытер взмокший лоб и, не спуская глаз со вновь заснувшего хозяина, бочком-бочком удалился. На кухне он нервно взлохматил гладко расчёсанные волоса, чего никогда раньше не делал, и пожаловался Никодиму:
— И-эх, Никодимушка!.. Иной раз, жалеючи хозяина, чего только ни сделаешь для спокойствия его. А иной раз посмотришь, да и подумаешь: и пошто хозяину такой дар даден? Жили-то как спокойно: он своим чередом, а мы — своим… А сейчас прям весь в нервах: и за него переживаешь, и за дом.
— Да-а, дом, — неопределённо пробормотал Никодим — и оживился: — Елисеюшка, вот только минутку назад являлся сюда подвальный наш да всё удивлялся, как, мол, тот крысюк-то в дом пробрался? Защита колдовская ведь на совесть сплетена, не абы как…
— Человеком оборотился на время, да и прошёл, — задумчиво ответил домовой. — А не взять ли нам карты, Никодим? Давненько не баловались.
Усмехаясь в ухоженную бородку, домовой бабки Петровны спросил:
— А не боишься, Елисеюшка, что выйдет, как намедни? Только сели на карточки да вслух сказали, а жизнь-то на тебе — уже и предсказанное торопит.
— Ах, чему быть — того не миновать… Раскладывай, Никодим.
Но прежде чем сесть за карточное гадание, домовые выпили ещё по чашке липового чаю, добрым словом помянув Лешего-лесовика, снабдившего их душистым цветом. А потом про карты вообще забыли — к великому возмущению Дормидонта Силыча. Тот, ещё только заслышав про гадание, принялся ожидать вестей на день грядущий. А тут — такой облом!.. Его поддержали и Глеб Семёнович с Линь Таем, залетевшие на кухню поинтересоваться, не видел ли кто купцова привидения.
— … В темноте тихонько ветерок вздохнул! — завопил из прихожей забывшийся в творческих муках Касьянушка.
— Ща он у меня вздохнёт! — мрачно пообещал Дормидонт Силыч, решительно направляясь к двери.
Бывший агент и китайчонок успели перехватить его и объяснить, что присутствие эмоционально-сентиментального привидения на гадании совсем не обязательно. Пусть лучше в прихожей орёт, чем…
— Вот ведь напасть какая, — расстроенно сказал Елисей и заторопился к Касьянушке. — Хозяину ведь спать не даст.
Все, в том числе и Никодим, протестующее взвыли.
— Раскладывайте ваши карты! — велел бывший агент. — А я товарищу сейчас пару ласковых скажу.
Любопытствующий Линь Тай упорхнул следом за старшим другом. Вернулись через минуты две, когда Никодим уже сосредоточенно изучал полученную комбинацию. Китайчонок фыркал от смеха в ладошки, и заинтригованный Дормидонт Силыч спросил у снисходительно улыбающегося Глеба Семёновича:
— Слышу — тихо вроде. Куда это вы его?
— На балкон. Мы ему сказали: поскольку он у нас божья птичка, то и должен распевать на воле, а не в темноте запертой клетки.
— Ишь, интеллигентно послали!
— Не скажите, Дормидонт Силыч, не скажите! Стишки-то у него неплохие для малограмотного выходят. Только он на балконе заголосил, один из домовых от компьютера оторвался да за ним побежал записывать. Дома, видите ли, младенец есть — будут теперь ему по ночам Касьянушкину колыбельную петь.