— Доброго!.. И тебе доброго, человек прохожий!
Домовые удивились и обрадовались, а Лёхин интуитивно понял: они боялись не его, а за человека, которого начали выхаживать, — и счёл нужным объяснить:
— Это я его сюда вытащил — оттуда.
— Рассказывай, добрый человек, — потребовал один, пушисто, одуванчиком лохматый: не разбери поймёшь, где кончаются волоса, где борода начинается. — А то ведь не кажин день узнать подноготную беды приводится А ты и видишь, и с уважением. А уж зная про то, мы быстро беднягу на ноги поставим.
Лёхин присел на свободный конец скамьи, погладил кошку, испуганно пригнувшуюся, и приступил к неспешному повествованию. Кто-кто, а домовые (уже знал) всё равно вытянут подробности. При упоминании кафе домовые помрачнели, при имени Бирюка согласно покивали, а рассказ о том, что происходило в коридорах "Ордена Казановы", заставил их пораскрывать рты. Ближе к концу Лёхиной истории один из домовых похлопал по заду кошку, которая с таким интересом глазела на Лёхина, будто тоже слушала и всё понимала (пару раз Лёхин даже ловил себя на этой иллюзии, когда, забывшись, рассказывал именно ей). Кошка соскочила с детектива и устроилась на скамейке напротив, на половичке, снятом домовыми с Павла Ивановича. А через минут пять замолчал и Лёхин, с некоторым испугом дожидаясь вопросов. Время-то позднее, а завтра день… Да-а, завтра день весёлый…
Лохматый одуванчик явно пользовался авторитетом в компании, хотя именовался легкомысленно — Сверчок.
— Товарища своего не бросил, вернулся — хорошо. А с детками как теперь быть? Картиночек с ними при тебе нет?
— Картиночек? — Лёхин договорил — и сообразил, что Сверчок говорит о фотографиях. — Нет, при себе нет. Но ведь и вы сказали, что вам в это кафе вход заказан. Зачем же?..
— Да ведь Бирюка пошто прогнали? — втолковывали ему. — Он ведь подвальный. Вот и ходил, всё узнавал: кто такие, сколько да как его подвальным владением распорядятся. Он ведь спервоначалу здесь хозяином был и остаться им думал. Ой и многих знает, кто сюда частенько заходит. Вот ему бы картиночки с детками и показать. А уж он точно скажет, были ли здесь Ромка тот да эта Лада.
— Завтра я обещал сюда к восьми вечера, — задумался Лёхин. — Но приду чуть раньше. Найду вас здесь?
— А то! — сказал Сверчок. — Сторожить будем то один, то другой, но дождёмся. Мы ведь тоже — народ обидчивый: спервоначалу Бирюка выгнали. А вдруг до нас черёд дойдёт? Ишь, крысюков развели — так везде и шмыгают.
Лёхин вызвал такси. Пока ждали, домовые рассказали, почему при упоминании "Ордена Казановы" дружно насупились.
— Тёмное, как есть тёмное дело. Мы уж и так и сяк пробовали пройти да посмотреть. А всё никак не получается. Обзавесили заведение это чёрными завесами. Ни одной щёлочки не найти, ни в одну дырочку не проскользнуть. Пока Бирюк хозяином считался и то нам всё жалобился, что трудно ему бегать по подвалу привычными тропами.
Лёхин от избытка информации уже не слишком хорошо соображал, да и время позднее, но понял, что нужно уцепиться за одно словечко в неторопливой речи Сверчка.
— А может, Бирюку оттого плохо приходилось, что у подвала новый хозяин?
— Чего не знаю — того не скажу… Но… тёмное это дело, Лексей Григорьич, ой, тёмное…
— Так, кажется, такси, — приглядываясь к дороге, сказал Лёхин. — Зонт, пока Павла Ивановича перетаскиваю, здесь оставлю, а потом…
— А зачем же ты его перетаскивать будешь, Лексей Григорьич? — удивились домовые. — Оклемался уж твой дружок. Сейчас снимем с него сетку-покоинку, глаза-то он откроет да ногами своими и пойдёт-побежит.
Сверчок и правда подпрыгнул к голове детектива и явно с трудом потащил что-то с его головы. Другие двое домовых помогли, и вот Павел Иванович зашевелился и достаточно легко сел. Лёхин успел кивнуть домовым: "Спасибо!" и спросил пострадавшего, испуганно уставившегося на него:
— Как себя чувствуете, Павел Иванович? Николин я. Помните, моя бывшая жена наняла вас за мной следить?
Лёхин спрашивал вежливо и тактично, изо всех сил стараясь откровенно не заржать: домовые глядели на выхоженного ими человека умилённо, словно няньки на дитятю, только что заговорившего.
— Алексей Григорьевич…
— Угу… Точно. Встать можете?
Медленно и осторожно детектив поднялся со скамейки.
— А… где мы?
— На задворках кафе "Орден Казановы". Вот эта машина у подъезда — наше такси. Поторопитесь, Павел Иванович, сначала отвезём вас, а потом и я к себе.
Домовые старались не зря: сначала детектив явно побаивался привычно двигаться, но вскоре усвоил, что тело почти не болит. Он вообще очень быстро пришёл в себя: сел в машину, уверенно назвал адрес и так же уверенно пресёк попытки Лёхина прямо в машине выяснить, что за дело в "Ордене Казановы" привело его к такому плачевному результату. Он даже возмутился, что Лёхин так непрофессионально ведёт себя, и всю дорогу светски разглагольствовал о прогнозах по поводу бесконечного дождя. А прежде чем выйти из машины, многозначительно пожал Лёхину руку и твёрдо пообещал: