— Понял. Спасибо, дедушки!
56.
Зелёная крыса в очередной раз прыгнула на магическую преграду, укутавшую дом Лёхина, словно в несколько праздничных упаковок. Оранжевая кровь брызнула из неосторожно подставленного носа. Задохнувшись от боли и ненависти, крыса начала трансформацию. Где-то там, на задворках звериного сознания, оставался маленький кусочек поля Анатолия, который крыса пока ещё не растворила в собственном микрокосме. Этот кусочек изрядно надоел зверю за последние сутки, но за то же время уже не раз пригодился. Крыса, как и Анатолий, знала, что возвращаться к хозяину с пустыми руками/лапами не стоит. Информации, которую она получила из неосторожных реплик людей, посчитавших её мёртвой, маловато, но она надеялась получить её на месте.
Почувствовав, что его, кажется, всё-таки выпускают, Анатолий забился, пытаясь взять верх над тварью, так легко подчинившей его сознание.
Крыса недовольно рыкнула. Трансформация в человеческое тело нужна ей, только чтобы проникнуть в подъезд. Выход человеческого сознания поверх её собственного ей точно не нужен. Остановив жутковатое действо на половине — хватит человеческого тела и головы на кривых крысиных лапах, тварь неуклюже понесла себя к двери.
Магическую преграду крыса одолела легко. Посомневавшись, та пропустила, но осторожно звякнула в местах соединения "паутины безопасности", где с вечера дежурили домовые.
В лифт крыса даже не пыталась сунуться: Анатолий вдруг начал сопротивляться так отчаянно, что она не могла вернуть первоначальную форму, а затем прийти в форму крысюка. Вновь заблокировав сознание человека, тварь решилась оставить тело как есть. По лестницам бежалось в таком виде легко.
… Едва она одолела два этажа, к подъезду приблизилась машина.
Стекло со стороны водителя опустилось, и Данила сказал в трубку:
— Нет, и окна тёмные… Да, сейчас пробовал. Совсем тихо. Может, у мобильника аккумулятор сел?.. До утра? Ладно. Осталось-то. До свидания, Егор Васильевич.
Он обернулся к двоим на заднем сиденье.
— Слышали?
— Слышали. Чего старик так за Лёхина беспокоится? Загулял парень — ну и пусть себе гуляет.
— Если б ты его вчера видел, не говорил бы так.
— А что?
— Да его будто через мясорубку пропустили да трое суток спать не давали. Интересно, по какому делу его Васильич так гоняет…
… Крыса дошлёпала до седьмого этажа. На ровной поверхности ей приходилось нелегко. Особенно мешала человеческая голова, которая то и дело норовила мотаться в разные стороны, разглядывая всё вокруг: глаза-то у человека впереди — не как у зверя, по бокам. Неправильно устроены. Тело хоть и подчинялось больше, но постоянно пыталось командовать лапами, дёргая мышцы, чтобы вознестись над полом. Из-за чего плохо сохранялась координация движений.
Стукаясь обо все поверхности, крыса наставила себе синяков и едва не вывихнула лапу, когда тело в очередной раз начало бузить. Обозлившись, крыса сконцентрировала боль и послала импульс в тот самый кусочек Анатолиева сознания. Человек взвыл от боли. Слушая его жалобный вой и смакуя оттенки, тварь не сразу сообразила, что человеческий остаток в ней сейчас особенно уязвим. А сообразив, она поняла и другое: человек больше не нужен, к его форме она уже никогда не вернётся. И, пока человек в ней орал, она внутренне подобралась (в очередной раз стукнувшись глупой человеческой башкой в дверь Лёхиной квартиры) и сожрала никчемный довесок. После чего принялась уже спокойно трансформироваться в крысюка.
… Глухой стук в дверь привлёк внимание Касьянушки, который слонялся из пустой кухни в пустую прихожую. Пока весь народ толпился у компьютера, он сочинял колыбельную песенку для детишек. Две строчки он уже придумал — дело оставалось за малым: придумать ещё две строчки и припев.
— Листики кленовые на дорожке спят. Песню колыбельную изредка шуршат… Дождик притомился, за окном уснул… — бубнило привидение. — Уснул — зевнул, куснул… Ой, чтой-то я — куснул?.. Уснул… Уснул… Гул? Ну какой же ночью гул? Разве что от ветра? Дык ветер-то, небось, тоже баиньки? Охти ж, непростое то дело-то — виршеплётство, ой непростое!.. За окном уснул… — Касьянушка остановился, улыбнулся: — Дормидонт Силыч сказал бы, небось, "загул"!
Бух!
Касьянушка застыл в воздухе, а затем осторожно сунул голову сначала в одну дверь, затем в другую. Увиденное поразило его так, что он замер на целую минуту, глядя, как страшенный усатый зверь на двух лапах тщательно обнюхивает лестничную площадку, постепенно всё ближе и ближе подбираясь к двери бабки Петровны.
Выдернув голову из-за дверей, Касьянушка бросился в зал.
— Елисеюшка! Никодимушка! Страсти-то какие! Ужасти!
Вскоре вся входная дверь была облеплена домовыми, Шишиками и привидениями. Никодима, увидевшего, что зверь подслушивает под дверью его дома, впору было сердечными каплями отпаивать.
— Что же делать, что же делать!.. — лихорадочно повторял он.
А Елисей сообразил.
— Вячеслава, Лексей Григорьича дружка, на помощь звать!
Домовые переглянулись. Елисей подбежал к стене, стукнул — из квартиры за стеной перестукнулся тамошний домовой: "Чего, мол?" Ему коротко объяснили и показали картинку — он помчался к стене на стыке со следующей квартирой передавать информацию соседу, как и тот передаст её по цепочке.
Домовой Вечи, получив послание, недолго думая погрузил картинку с лестничной площадкой и жуткой тварью на ней прямо в сон хозяина. Наложенные на картинку страх и тревога мгновенно разбудили Вечу.
… Крысюк проверил ещё раз. Всё правильно: следы девушки в квартиру Лёхина не вели, а исчезали за порогом квартиры напротив. Он обнюхал дверь ещё раз и обнаружил на ней следы и мальчишки, который так сейчас досаждал хозяину! Следы девушки и мальчишки. Одно подтверждено другим. Логично.
Тварь подняла лапу и когтем надавила на кнопку звонка.
… Наблюдавший за нею народ охнул. Никодим медленно сполз по стенке — ноги не держали, а Елисей укоризненно прошептал:
— Что ж ты, Никодимушка! Неужто хозяйка у тебя така глупа, что середь ночи невесть кому дверь откроет? В жисть не поверю!
И в самом деле: не разглядев стоящего в темноте (крысюк пальцем закрыл "глазок"), бабка Петровна встревоженно спросила:
— Кто это там?
Крысюк оглянулся в сторону лестницы. Слегка вытянутая к расплющенному носу морда раскрыла пасть и зашипела.
— Что? Не слышу ничё! Кто там балуется! Чего надо? — уже испуганно спрашивала бабка Петровна. — Хулиганить будете — милицию вызову!
Не зря смотрел крысюк на лестницу. В квартире Лёхина зазвонил домофон. Елисей бросился скинуть трубку и кнопку нажать. Веча! Единственная надежда!
"Бамс!" — загрохотала металлическая дверь соседки. Бабка Петровна охнула. Крысюк изо всех сил и всем телом бросился на дверь. "Бамс! Бамс!"
— Убьёт ведь хозяйку! — возопил Никодим.
— Дык ведь дверь у вас крепкая! — пробовали вразумить его.
— Да ежели с такой силищей бросаться будет, с петель же слетит!
— Не слетит — железная!
— Веча идёт! Веча! — обрадовались все звуку поднимающегося лифта.
— А чего же соседи не выходят?! — плакался Никодим. — Всех же перебудили! И — ни один не вышел хоть посмотреть!
— Дык ведь думают, Федька Хромой второй день пьяный да бушует, с тёткой Лианой разборки крутые устраивает. Забыл, вчерась как было?! — втолковывали ему.
При виде зелёного нечто, напоминающего крысу, вывалившийся из лифта Веча просто остолбенел. Чем и воспользовался Глеб Семёнович, попытавшись проникнуть в него для поддержки. Но Веча не пил уже несколько недель, да и тренировки с Лёхиным своё дело сделали. Как влетел в него бывший агент, так и вылетел. Силён оказался дружок Лёхина. И в себя пришёл быстро — едва крысюк прыгнул на него.
Никодим вдруг рванул вперёд.
— Куда-а! — поймали его.
— К хозяйке с девицей! Хоть утешить, успокоить!
— Сдурел совсем?! Через площадку-то?! Иди вон через пустую квартиру!