Обычно я была рассудительна и идейно уперта – настолько, что порой это казалось смешным, но в случае с Войной из-за личных переживаний вела себя, как камикадзе. Но когда ты на пороге совершения обыкновенного, «реакционного» самоубийства, гораздо лучше, как писал Хьюи Ньютон[29], заменить его самоубийством революционным.
Проблема заключалась в том, что я была распалена гаргантюанскими планами, а деятельность Войны представлялась мне слишком мирной. Мне нужен был взрыв Парламента, мне хотелось заслонить собой Дока, чтобы пули превратили меня в решето – а вместо подвигов мы обсуждали, как привлечь сомневающуюся порнозвезду. Я, со своим Хейзингой[30], королем Артуром и цитатами из Ульрике Майнхоф, надолго в лагере бродячих концептуальных художников задержаться не могла. Док ускорил процесс моего отдаления от Войны. К тому же, одержимость делала невозможной полноценную связь с другими людьми, они становились фоном. Я мало ими интересовалась и жалею об этом.
Вместо дел Война «накачивала» прессу, мне же необходимо было чем-то заниматься. Я пришла в Войну как «боевик», ходячее орудие. Паузы нервировали. Реклама, разъяснение взглядов Войны людям – от пролетария, который смотрит только телевизор до последнего хипстера, читающего модный журнал – это тоже работа для группы, но главной задачей я воспринимала только действие. Действие избавляло от изнуряющего притяжения, от ощущения невозможности что-то исправить.
С завода я шла на встречу с Войной или Доком, чтобы опять попасть на арт-вечеринку, попойку или прогулку, уходила домой глубокой ночью, спала пару часов, вставала в пять утра и отправлялась к роботам и конвейерам. Иногда я вообще не спала, оставалась на чужих квартирах, и занималась бессмысленной выматывающей работой – наблюдала за скучающей Войной.
Мне нравились большие сварочные роботы, ловко переворачивающие корпуса, длинная линия, по которой двигались машины, шум линии, пыхтенье труб, постоянное движение рабочих, забитый контейнерами контейнер-ярд, циркуляция предметов.
Примерно в это же, не самое удачное с точки зрения зрелищ, время Войну начал снимать Андрей Грязев[31]. Не помню, как именно он появился, просто во время одной из встреч я обнаружила, что Война постоянно находится под прицелом камеры черноволосого мужчины, наездами живущего вместе с ребятами. Наличие собственного летописца народ воспринял как закономерное явление. Каждый, наверное, думал, что пора увековечить Войну. Андрей постепенно приучил ребят не бояться камеры. Часто он ничего не снимал, просто таскал аппарат с собой, и люди со временем перестали дергаться. Даже я, ненавидящая съемки, постепенно привыкла и перестала камеру замечать. Грязев казался здравым человеком. Он наблюдал за всем, что происходило, и это создавало странный эффект – Андрей одновременно был с нами, но в то же самое время все мы являлись материалом, а каждая наша размолвка или триумф превращалась в кадры. Рождение собственного сына он встретил с Войной, вдалеке от жены, – напился с Олегом.
Была в нем скрытая под дружелюбной улыбкой жестокость «автора материала».
Формально Андрей стал одним из активистов – он снимал «Курицу», «Дворцовый переворот» – но идей Войны не разделял, да и вообще не видел идейности в действиях Олега и Козы. Война же собиралась сделать из него нового Адати – режиссера, который поехал снимать фильм про японскую RAF[32], а потом отложил камеру и сам стал террористом. По мере съемок фильма камера должна была стать «камерой прямого действия», а с автором – случиться метаморфоза. Андрей же быть Безумным Сесилом Б.[33] отказался и снимал обыкновенную хронику.
История с фильмом закончилась неожиданно – Олег с Козой объявили автора «безыдейной поделки» врагом и охотником за наградами, написали, что никакого отношения к фильму не имеют. Они препятствовали показу фильма на Берлинале[34], подавали в суд. Андрей в свою очередь искал самые разные способы преодолеть сопротивление группы, часть его действий восторга не вызывала.
Я резко выступила против запрета фильма, каким бы он ни был. Запрет противоречит идеологии Войны.
Тогда же, летом, Олег начал систематически травить Лоскутова, новосибирского основателя Монстрации. Он считал, что Лоскутов «занес» ментам, заплатив штраф, что было недопустимо. «Я заношу, я заношу. За анашу, за анашу», – издевательски напевал Олег, вызывая всеобщий смех. Кое-как сопротивлялся только Леха, для которого Лоскутов был авторитетом; всем остальным, включая меня, было плевать. Почуяв это, Олег начал прикалываться над Лехой и Лоскутовым одновременно. «Акции» Лоскутова казались Олегу чересчур легковесными, он видел в них издевку над акционизмом, так что себя не сдерживал.
[←29]
Хьюи Перси Ньютон (1942 – 1989) – американский пропагандист и правозащитник, один из основателей Партии чёрных пантер.
[←30]
Йохан Хейзинга (1872 – 1945) — нидерландский философ, историк, исследователь культуры, профессор Гронингенского и Лейденского университетов.
[←31]
Андрей Викторович Грязев (р. 1982) — российский продюсер, режиссёр документального кино.
[←34]
Берлинский международный кинофестиваль – ежегодный международный кинофестиваль, проводится с 1951 года в Германии.