Уитмен
Чертова дружба, ее отчаянно перехвалили. Я больше не верю в дружбу. Под бинтами лицо нетронуто, но если приглядеться, увидишь сплошные шрамы.
И все-таки у меня есть друг – Уолт Уитмен, пьющий, едящий, рождающий. Он сжимает в объятьях, как последнего беспутного бродягу, и мы – братья, мы делим свой хлеб. Я слышу густой голос, громкий, буйный, непокорный, полный жажды жизни, кипящий, как вулкан. Все поэты мира пишут обо мне, все они знают, что у меня на уме, и я сама – Уолт Уитмен. Я хочу слышать, как едут американские поезда, как вздымается Бруклинский мост, как стучат каблуки певичек на улицах Нью-Йорка, меня тянет петь, танцевать, глазеть на их ноги, пить обжигающий джин. Нервные струны джаза, хриплый стон сакса – это мои струны, это мой стон. Отдаваться тебе в горячей траве, на дырявом асфальте заброшенных дорог – лучше букв, лучше текстов, лучше любой философии. Почему ты не хочешь поехать со мной? Почему ты не любишь меня, Док?..
Курица
Идея акции, где курицу крадут из «мушника», запихнув в вагину, пришла в голову Олега давно, и он часто этой идеей с нами делился. В описаниях это выглядело то как былинное свершение, то как мастерская издевка. Параллельно с приготовлениями к другим акциям Война пыталась наладить контакт не то с порноактрисой, не то просто с безбашенной чувихой, которая должна была сыграть в «Курице» главную роль, но постоянно что-то не складывалось – то мы были заняты, то героиня. Было любопытно увидеть человека, готового на подобные подвиги. «Люди посмотрят на акцию и поймут, что раз уж курицу можно в пизде унести, раз другие даже на это способны, то просто взять продукты и запихнуть в сумку, не заплатив, они обязаны», – ухмылялся Олег и похлопывал себя по ляжкам.
Абсурдность идеи, совершенная беспощадность к акционистам и предолагаемый шоковый эффект на публику, размякшую после художеств на Литейном, мне нравились. В минус шла полная бессмысленность, пошлость и сомнительная возможность исполнить задуманное в принципе. Время проходило за обдумыванием, кто пойдет на такое и где найти подходящую курицу. «В порно чего только туда не засовывают, так что курица – вполне нормальный объект», – утверждал Вор. Док усмехался, Леня хитро щурился. Несмотря на зажигательные речи Олега, увязывавшего курицу и восстание, ясно было, что цель – разозлить зрителей и развлечься. Думаю, Олегу славословия широкой публики в адрес Войны тоже изрядно надоели, и он задумал ответный удар. В качестве шутки, которую можно повторять, приписывая колоритные подробности и покатываясь от смеха, «курица» была идеальна. Но в реальности мне представлялось довольно жалкое зрелище. При наличии задумок гораздо более опасных, мощных и амбициозных увлечься очередной магазинной историей в духе дурного анекдота сложно. Так что я не особенно задумывалась о курице, считая ее экстравагантной хохмой.
Однако дни шли, а идея продолжала циркулировать среди участников Войны, подогреваемая живым интересом Олега. Градус абсурда становился фактором увеличения интереса, а не наоборот. Война стала популярной. Шквал стихов, прославляющих Литейный, не иссякал. Каждый день участники то давали интервью для журналистов, то отвечали на вопросы на семинарах, то писали тексты, то знакомились с очередными фанатами Литейного. Такое внимание льстило, но и надоедало тоже – фальшивый шум, издаваемый ограниченными снобами. Война не звезды, не шоумены, хотя отлично владеют техникой достигать яркого эффекта; они способны ударить ботинком в лицо так же легко, как и развеселить. Расслабившаяся публика должна быть наказана.
Короче, низкопробная задумка с курицей продолжала всех занимать, отпадала то одна кандидатура, то другая, процесс очень медленно, но шел. Меня акция не интересовала, я ждала настоящего действия. После Литейного мы не сделали ничего стоящего, только играли в поп-звезд. Несколько раз мы всей гурьбой ходили по магазинам, крали замороженных куриц более-менее подходящего размера и затем на кухне прикидывали, подходят они или нет. После осмотра курицы отправлялись в котел.
Кандидатами на роль той, что войдет в вечность с курицей между ног, побывали практически все знакомые женщины Войны кроме, разве что, меня. Не знаю, почему мне не предложили – то ли дело в изначальном презрении к акции, то ли в Доке. Коза и Олег редко ошибались в оценке того, на что способен тот или иной человек, поэтому в качестве конечного варианта представлялась либо повидавшая все женщина, либо чокнутая молодуха, которая желает экстрима и сомнительной славы. Но Войне впервые удалось меня как следует удивить.