Выбрать главу

Публика подпевала знакомым мотивам, и все, все хотели бросить немного мелочи Льюису в мешок. Сам Льюис был счастлив. Кто бы мог подумать, что народ может ликовать простому шарманщику, ведь нехитрое дело крутить ручку и подпевать. Но в итоге подпевал не Льюис себе под нос крутя ручку, а публика, голосу музыканта.

Конечно, не все были в восторге от такого расклада. Нищие, которые с протянутыми руками лежали по разные стороны площади полностью потеряли шанс заработать. Они не могли принять тот факт, что их хлеб отбирают. Большинство из них подвинулось ближе к «сцене», в надежде на щедрость людей. Простые обыватели и так мало внимания обращали на попрошаек, а тут они совсем обнаглели. Вылезли из нор и ходят на своих двоих с протянутой рукой. Люди даже представить не могут, что в их королевстве, в отличии от других, попрошайка – самая сложная профессия. Мало кто может отдать деньги лишь за спасибо. Мало кто способен вообще обратить внимание на лежащего на земле человека. И выходит, что это отдельный мир, невидимый, незаметный. Лишь редкое позвякивание монет и едва заметная протянутая рука. И вот, даже поднявшись и придя к толпе, эти странные существа так и остались незамеченными, точнее, люди старались их не замечать.

«Что для одного горе, для другого сласть». – звучала песня исполняемая Льюисом. И она как никогда подходила этой ситуации. Ведь среди всех попрошаек был один особый попрошайка. Он крутился вокруг одного человека, вокруг другого человека, словно назойливая муха. Он не просил денег, не жаловался на свою жизнь. Он выглядел приятнее других, но был наглее. Все жертвы его «нападений» старались не обращать внимания, но именно с этим попрошайкой это было трудно. Как оказалось, на Роба трудно не обращать внимания.

Он специально вырубил одного из нищих и переоделся в его одежды. Он подумал, что это будет отличная маскировка, никто не захочет вглядываться в оборванца с протянутой рукой. Это прикрытие оказалось просто гениальным. Он был словно невидимка. И пока люди его не видят, он с помощью заготовленной заранее магической перчатки, отбирал у людей кошельки.

Роб думал «Наверно, нам бы и так хватило денег с концерта.  Но с другой стороны, чем больше денег, тем лучше».

Он пробирался в самую гущу толпы, где народ был максимально поглощен выступлением.

Я в восхищении от ваших губ,

И из-за вас встаю так рано

И вижу— вы стоите прямо,

И не прийти я не могу.

Да, мои губы синеваты

Так уж случилось, ну и пусть,

Вас не должна печалить грусть,

На этом кладбище проклятом.

Как жаль, что больше не смогу.,

Прийти к вам в это воскресенье,

Придётся, на свою беду,

Лежать на кладбище осеннем.

С этой песней начались возгласы, кто-то в толпе кричал что-то наподобие «гнать надо этих выскочек, пусть гниют и не воскрешаются», кто-то кричал иные слова «трупы тоже люди! у них тоже есть чувства!» «да! все имеют право на любовь!». Льюис не стал как-то реагировать на общие крики. Он сразу продолжил петь какую-то шутливую песню про мясника. В ней рассказывалась история мужчины мясоеда и девушки травоеда. Последствия этой песни были ожидаемы.

Среди всей этой неожиданной шумихи только Роб чувствовал себя как рыба в воде. Он крался среди трущихся друг об друга тел, и помогал им, лишая возможного появления золотой лихорадки. Вот уже он обошёл двадцать человек. Недурно. Вот тридцать пять. Скоро до пятидесяти дойдёт. Тут случилось то, что Роб не ожидал увидеть. Все люди взялись за руки. И начали качаться из стороны в сторону. «Льюис! Зачем надо петь песни, которые так влияют на общее настроение толпы». Роб оказался в ловушке из сцепленных тел. Он мог передвигаться по очень маленькой территории, что конечно же  мешало его бизнесу. Но каждый человек, умеющий проворачивать такие глобальные аферы в надежде ободрать дурачков, должен знать законы хитрости. Если оказался в западне – ложись на дно! Что Роб и сделал. И под строчку из милой песни «я опускаюсь к тебе с крыши, и в ноги падаю к тебе. дарована мне сила свыше, как змею ползать по траве», Роб как змей проползал сквозь ноги обывателей, пытаясь найти выход в гуще этого события. Но как только он, звеня монетами, выбрался из своего бедственного положения прозвучали слова, которых он ждал.