«Заветы потомкам», 03.020 (отменено правками 199 года от Великой Войны).
Кэтт снова закричала: протяжно, жалобно, мучительно.
Нил в сердцах смахнул со стола деревянную кружку. Та с глухим стуком покатилась в угол. Скользкий клубок недоброго предчувствия мерзко зашевелился в груди.
Он выглянул в окно с треснувшим на углу стеклом: сыновья играли у полусухого абрикоса. Поднимали с земли полусгнившие плоды и самозабвенно швыряли ими друг в друга. Кэтт пришла бы в ярость при виде перепачканных рубах и замурзанных рожиц.
Нил не стал их окликать. Пусть хоть в болоте изваляются. Всё лучше, чем слушать, как кричит от боли мать. Повитуха сразу предупредила: роды могут быть тяжёлыми, плод слишком крупный. Случись что с Кэтт, как он справится со всем этим? Как дальше без неё? Нет, нельзя думать о плохом. Кэтт сильная, он уж точно знает. Таких сыновей подарила!
Его оставили ждать внизу, но предупредили, чтобы был наготове: скоро понадобится свежая вода и чистые тряпки. А наверху делать нечего. Негоже мужчинам смотреть на такое.
Нил смахнул холодную испарину со лба, когда Кэтт в очередной раз истошно закричала. Он пересек крошечную кухоньку в два шага и остановился у импровизированного алтаря. В центре тумбы — глиняная фигурка Карны с полной фруктов корзиной в руках. Рядом увядшие цветы в маленькой вазе. Кэтт не успела заменить на другие, а ему и некогда было.
Сразу вспомнился тот день, когда они, выходя из Храма Песен, наткнулись на продавца безделушек. Кэтт не смогла пройти мимо статуэтки любимой покровительницы и уже через час богиня украшала скромный домашний алтарь. Она верила: только благодаря Карне у них родились здоровые дети. Нил и не спорил. Религиозным его не назовёшь, но то, что беда обходила их дом стороной, вселяло надежду. Может и правда молитвы помогают?
Он чиркнул спичкой и зажёг свечу.
— Милостивая Карна! Если ты меня слышишь, прошу, помоги Кэтт! — зашептал он богине. — Сжалься над ней и над ребёнком!
Молиться не умел, но в отчаянии готов был даже лбом о землю, лишь бы боги услышали, лишь бы молитвы сработали. Если всё пройдёт благополучно, он не пожалеет всех накоплений и пожертвует Храму без раздумий. Дом может подождать, самое ценное — за окном, беззаботно хулиганит у старого дерева.
Нил подошёл к узкой лестнице и заглянул наверх. Через закрытую дверь раздался очередной крик, а за ним приглушённый возглас повитухи. Он замер, затаив дыхание и вслушиваясь в каждый скрип половиц.
Неужели всё закончилось? Но почему так тихо? Будто в ответ, прерывистый плач младенца заполнил дом. Счастливый Нил, бубня под нос слова благодарности Карне, бросился наверх и застыл у запертой двери. Постучаться не решился: сами позовут.
От любопытства распирало: он так хотел дочь, маленькую Роуз, чтобы точь-в-точь как мать, с рыжими кудряшками и задорно вздёрнутым носиком. Но если снова мальчишка, не беда. Меньше от этого любить не будет. Он всегда мечтал о большой, дружной семье, и пусть жили они небогато, но бедствовать им никогда не доводилось. У них было всё необходимое и даже умудрялись откладывать на новый дом попросторнее.
От волнения тряслись руки. Он переминался с ноги на ногу у спальни и каждая минута ожидания казалась длинною в час.
Ребёнок притих, повитуха неразборчиво затараторила, а Кэтт от чего-то заревела навзрыд.
Да что там происходит? Почему она плачет? Что-то с ребёнком? Нил нетерпеливо забарабанил в дверь, потребовал, чтоб впустили.
Замок щёлкнул. На пороге показалась пухлая женщина с бледным лицом, и, бросив от чего-то виноватый взгляд, молча протянула новорождённого, тщательно завёрнутого в пелёнки.
— Что с моей женой?
Не глядя, он бережно прижал кряхтящий свёрток к груди.
— Всё в порядке. Крепкая она у вас. Через день будет бегать, как ни в чём ни бывало. Но... — она запнулась и посмотрела оторопевшему Нилу в глаза. — Поймите, я обязана уведомить Надзор. Сами знаете, чем грозит укрывательство. Мне правда очень, очень жаль.
Он ещё не до конца осознал услышанное. О чём она говорит? Причём здесь Надзор?
Повитуха грустно покачала головой и едва слышно добавила:
— У вас дочка.
На этих словах она тихо притворила дверь, оставив его наедине с притихшим младенцем. Смутные подозрения медленно прокрадывались в душу. В сердце снова тоскливо заныло. Только не это, умоляю, только не это!