— На этот вопрос я не могу ответить, госпожа, — призналась она, потупив взгляд.
— Считай, что уже ответила, — рассмеялась Ровена и, посмотрев собеседнице в глаза, заговорила. — Выслушай меня, пожалуйста. После того вечера я многое переосмыслила. Видимо, мне нужна была хорошая встряска, чтобы понять, кто я есть на самом деле и чего хочу от жизни. И это всё не без твоей помощи.
— Вы преувеличиваете мою роль, госпожа. Ваше стремление к жизни намного сильнее, чем думаете.
— Ты права, — согласилась Ровена, в очередной раз удивляясь мудрости осквернённой, — и именно это стремление толкает меня на нечто большее. Сейчас это прозвучит странно, но я могу стать тем человеком, который бы освободил осквернённых. Но без тебя я не справлюсь. Мне нужна твоя поддержка! Твоя, и всех, кто готов пойти не только против Легиона, но и всего Прибрежья, если понадобится.
Восемьдесят Третья подняла глаза и, не скрывая удивления, уставилась на Ровену. Тень недоверия скользнула на её лице, уголки губ едва заметно дрогнули.
— Не понимаю, чего вы добиваетесь? — подозрительно сощурилась она. — Или это какая-то шутка?
Ровена тяжело вздохнула. Глупо было надеяться, что она вот так просто возьмёт и поверит. Нужно что-то весомое, что сможет убедить в её искренности. Но раскрой она себя, не подпишет ли этим смертный приговор? Выдав себя, она полностью передаст свою жизнь в руки невольницы. Стоит ли так рисковать? Или отступить, пока не поздно? Сдаться и надеяться, что всё обойдётся или просто смириться, в конце концов.
Смирение… Какое же горькое на вкус это слово. И запах у него точно у тлена, как и запах участи, уготовленной для неё собственным дядей.
— А ты сама узнай! — Ровена решительно протянула руку.
Та покосилась на ладонь и покачала головой:
— Нет. Я не могу.
— Можешь! Я хочу, чтобы ты увидела.
— Вы уверены? Это может быть больно.
— Больнее мне уже не будет. Смелее же!
Восемьдесят Третья заглянула в глаза и сжала ладонь. Кожа под её пальцами побелела, давящая боль пронзила руку, потекла раскалённым железом по венам, впилась в виски острыми иглами.
Ровена вскрикнула, но не услышала собственного голоса. Тишина накрыла всё вокруг глухой поволокой. Смолк щебет птиц в саду, шелест листьев над головой.
Чужая воля рванула её в непроглядную черноту, сжала, как синичку, в огромной ладони. Воздух! Ей нужен воздух! Она начала задыхаться. Первобытный ужас охватил разум, окатил с головы до ног ледяной волной.
«Она убьёт меня!» — судорожно промелькнуло в голове. — «Зря я ей доверилась».
Внезапно невидимая рука бесследно исчезла, оставив её парить в беззвучной пустоте. Ровена жадно глотала воздух, пыталась усмирить вырывающееся из груди сердце.
Где она? Что это за место?
Из темноты проступило лицо отца. Глаза, полные нежности и умиления, смотрели сквозь неё куда-то в пустоту.
— Папа? — тихо прошептала Ровена.
Голос вернулся и она повторила, но уже громче:
— Папа! Ты меня слышишь?
Он не ответил. Это не призрак. Воспоминание. Восемьдесят Третья проникла в память.
Разноголосый шепот заполнил бесформенное пространство. Некоторые фразы звучали отчётливо, но отрывками, без какого-либо смысла, другие и вовсе не разобрать.
И вот уже вместо отца перед ней добродушное лицо старой Нанни, которое тут же сменилось на Максиана с хитрой улыбкой на губах. Лица, знакомые и давно позабытые, мелькали одно за одним, словно ветер перелистывал страницы открытой книги. Голова закружилась от мелькающих образов, которые вскоре слились в сплошную белую полосу. В ушах зазвенело от голосов.
— Она слишком мала для такого! — прозвучало вдруг отчётливо, и гомон стих.
Ровена рассматривала застывшее лицо Севира со строгим взглядом из-под нахмуренных светлых бровей.
— Слишком мала… — повторил голос и образ ослепительно ярко вспыхнул.
Она зажмурилась, выждала, пока свет перестанет бить в лицо, а когда открыла глаза, обнаружила, что стоит посреди засыпанной песком площадки. Вокруг неотличимые друг от друга фигуры в чёрной, до боли знакомой, форме. Вдалеке слышны приглушённые крики. Солнце нещадно палит над головой.
Терсентум. Она снова вернулась в тот день.
Ровена медленно повернула голову в надежде увидеть отца. Её догадки подтвердились. Он стоял рядом и молча наблюдал за осквернёнными.
— Папа? — позвала она.
Он не шелохнулся.
— Папа, это я! Прошу, ответь!
— Храни свою тайну или окажешься на их месте, — его голос, подчистую лишённый интонации, звучал неестественно холодно. — Или окажешься на их месте. На их месте!