Наставник видел это — и клянусь! — наслаждался.
От него волнами шло какое-то удивительно нечистое, пряно-острое, осязаемое удовольствие, он был похож на изголодавшегося падальщика, почувствовавшего издыхающую жертву. Он был доволен, о, как он был доволен, — он просто впитывал мою боль и лучился от счастья, заставляя женщину в одеждах, на которых цвели весенние цветы, корчится от муки.
Мне было плохо как никогда в жизни. Это была чистая правда. Меня всю корежило, выворачивало наизнанку.
Потому что этот человек в черных одеждах грязно и бессмысленно растоптал мое доверие, искренне доверие: я же поверила ему, поверила, что за ним действительно что-то стоит, какие-то силы, какие-то знания.
Я поверила, что это наставник. Я приняла пустышку за настоящее! Дворняжку без роду, без племени — за матерого волка.
Он был глупцом. Тщеславным и недалеким. Зная все про меня, имея на руках все мои верительные грамоты, он видел перед собой оскорбленную до глубины души женщину, слабую женщину, ничего кроме этого. Вид жертвы распалял его так, что в воздух звенел от возбуждения и с трудом сдерживаемого вожделения.
Он, безумец, осмелился плюнуть в лицо ведьме.
А я ему не мешала, обугливаясь от боли на тоненьком коврике.
Он делал за меня то, что я сама сделать не могу.
Ведьма — это стрежень. То, что скрыто. То, что в глубине.
Ведьму сложно определить по внешнему облику: среди людей она может выделяться, а может не выделяться — как ей нужно. Ведьма может добровольно принять правила игры, и может прекратить игру.
С первого взгляда ведьма похожа на давно потухший вулкан, где в кратере застыло спокойное горное озеро.
Но под толщей воды бушует подземное пламя.
И только человек без головы будет расшатывать, выламывать стенки этого кратера, чтобы посмотреть, как хлынут воды в долину, как плачут потухшие вулканы.
Своими же руками он уничтожит то, что защищало его от огня, усмирить который мало кому под силу.
Упивающийся моей болью наставник и не подозревал, что срывает с ведьмы стягивающие ее путы, своими собственными руками освобождая неведомые ему силы от запретов и ограничений.
За время моего отсутствия в Зимнем Городе он так и не сообразил, что ведьма не задает вопросов просто так. И отсутствие прямых ответов — это лучший способ привести ведьму в ярость.
В холодную ярость, когда каждый шаг её продумывается и рассчитывается. Головой, не задницей. Не услышав четких объяснений по правилам предложенной игры, ведьма начинает играть по собственным правилам.
Доводить ведьму до холодной ярости неразумно.
Потому что ведьма владеет одним из самых страшных оружий нашего мира.
Мастерски владеет.
Как никто другой.
И если она им редко пользуется, это не значит, что она не умеет им пользоваться.
У этого оружия нет преград.
От него нет спасения.
Раны от него не заживают.
Лекарства не помогают.
У него нет срока годности, оно разрушает человека годами, беспощадно и неотвратимо.
Оно выжигает изнутри.
Именно поэтому в ведьму вбито тяжелое знание: нельзя обижать людей!
Потому что ведьма может нечаянно убить. И ведьма изо всех сил старается быть осторожной и бережной, белой и пушистой, нежной и трепетной.
Но любое ограничение, любой запрет может быть снят.
Когда вопрос идет о жизни и смерти, рука ложится на рукоять самого отточенного меча.
Когда ведьма перестает играть в чужие игры, поначалу это почти незаметно.
Особенно для человека невнимательного, находящегося в плену собственных представлений о чем-то, подгоняющего мир под свои взгляды.
Но дело в том, что ведьма прекрасно знает, кто она есть.
Она знает свою ценность.
Она знает свое место в мире.
Она знает, какие силы ей подчиняются.
Она себе цену знает — и это знание с ней настолько давно, что отпала всякая потребность предъявлять его на каждом шагу. Более того, она давно сжилась с необходимостью скрывать, не выпячивать свой истинный облик, свой истинный статус. Это лишнее.
И ведьма, зная, что она ведьма, уходит из чужой игры, не оглядываясь.
Ей в этом помогает горькое знание: мы такие, какие мы есть. Да, победили Пандавы, но почему главы в книге об их великой победе названы именами проигравших?
Мы такие, какие есть. Когда мы играем, мы играем искренне и с уважением к чужим правилам. Но наступает миг, когда проще умереть, чем приспособится.
Ну что же, мы были такими, какими были. Мы ушли с этого поля — и пусть победителю достается кара победы.