Ну понятно, крепкая мужская дружба – штука серьезная, тут бывают драмы, от которых сценаристы бразильских сериалов рыдают от зависти.
На месте предстоящей дуэли мы оказались не первыми. Поручик Неверов уже прохаживался, о чем-то переговариваясь со своими секундантами. Все трое в форме того самого полка с длиннющим названием, которое я, естественно, не запомнил. И зачем мне сведения, что форма повседневная, потому что без аксельбантов? Я, извините, от армии далек. Но к гренадерам подошел, представился.
Доктор тут – лицо нейтральное, ни к одной из сторон симпатии не испытывающий. Ни к этим расфуфыренным индюкам, ни к тем, что подходят по той же тропинке, что и мы пятью минутами ранее.
Из всей толпы вояк один Радулов выделяется: слегка небрежен в одежде и прическе. Остальные же – типичные метросексуалы. Которые, согласно определению, не геи, просто тщательно за собой ухаживают. Не удивлюсь, если сюда вся компания прибыла непосредственно из парикмахерской. Усики подстрижены, волосики чем-то смазаны и блестят…
Секунданты сошлись, переговорили о чем-то. Если память не изменяет, предлагают решить дело миром. Ага, боксеры-любители отказались. Ну вот, пошло дело. Процедуру вел распорядитель в черном, который, кстати, самым последним приехал. Замерили дистанцию, двадцать шагов, воткнули сабли в землю. Или это как их, палаши? Еще бы знать, чем одна железяка от другой отличается. Спроси меня, какая разница между зажимом Кохера и зажимом Холстеда – в любом состоянии не задумываясь отвечу, а это… не мое.
Так, метросексуалы выбрали пистолеты из деревянного футляра. Показушники. Разделись до белых сорочек, разошлись. А как стоят! Красавцы! Жаль, фотографа нет. Мое место чуть сзади, но я на всякий случай отошел еще и в сторону, а то мало ли куда полетит пуля-дура. Ну все, распорядитель дал команду сходиться, и я на всякий случай пододвинул ногой к себе свой саквояж со всем необходимым для военно-полевой хирургии на минималках.
Подошли. Выстрелили почти одновременно, но первым успел граф. Ну тут как в кино: вытянул руку, прицелился, пальнул. Не, молодец, спору нет, такую дуру на вытянутой руке держать, да еще и пытаться попасть куда-то из древнего гладкоствола… Физические кондиции налицо. Хотя чем им в армии еще заниматься? Не Шопенгауэра же читать.
Ого, мой выход! После рассеивания неслабого облака вонючего дыма оказалось, что Шувалов попал. И Неверов лежит на земле, издавая вопли и корчась. Не до стрельбы парню, не повторит подвиг Пушкина, который с пробитым животом стрелял по Дантесу.
Я бросился к раненому одновременно с криками секундантов «Врача!!!». Зачем орать, если я уже здесь? Тайна сия великая есть. Что имеем? Огнестрельный перелом верхней трети левой большеберцовой кости имеем с повреждением ветви передней большеберцовой артерии, о чем нам говорит характер кровотечения. Однозначно, мазурку ему в ближайшие лет пятьдесят танцевать будет трудно.
Пока я всю эту фигню думаю, достаю цивильный жгут и начинаю накладывать его строго по науке: первый тур, второй впритык, но не сверху… Потом обезболю, разрежу к едреней матери козырный в прошлом сапог со столь же безнадежно испорченными черными штанцами. Модники хреновы.
– Что копаешься, штафирка? – почти истерично закричал мне над ухом, судя по всему, граф Шувалов. – Быстрее! Трифон! Друг мой! Прости! – запричитал он, пытаясь обнять раненного им же дружбана. Или бойфренда, кто их разберет.
– Отойдите, мешаете! – прикрикнул я на графа, отодвигая его локтем. Потому что все эти картинные обнимашки происходили слишком близко от места оказания помощи и элементарно мешали работать.
Меня эти вопли с попытками оскорбить давно не трогают. Наш народ, он такой, особенно в состоянии подпития, и обращать на это внимание – только время терять. Но графу, видать, надо было срочно куда-то выпустить пар после стрельбы из антикварного пистоля. Ничем иным я не могу объяснить тот факт, что меня с руганью подняли за шиворот. Тут уже я не выдержал, просто на рефлексе провел бросок через бедро. Подальше от Неверова. Шувалов как мячик подскочил, бросился снова. Тут подоспели секунданты, буяна оттащили, и я продолжил то, за чем приехал, – оказывать догоспитальную помощь.
Пока я колол морфий, резал и бинтовал, возле меня присел Радулов.
– Вы же дворянин, господин Баталов? – тихо спросил он.
– Ага, – ответил я, накладывая очередной тур бинта на многострадальную голень Неверова.
– Надо вызывать, – констатировал поручик. – Я готов быть вашим секундантом. За шкирку, как простолюдина… Такое не прощают.
У меня прямо закипел мозг. Радулов – секундант Неверова. Это он так решил отомстить графу за «боксера»? Я мысленно взвыл. На кой хрен я здесь? Влез в этот блудняк? Что я плохого сделал, за что мне такое?