Кроме того, если бы Оборотень заметил меня, он бы немедленно выстрелил.
«Soldados y cristianos, estamos aqui por ...!» - голос кардинала прогремел в громкоговорителях. Франко стоял справа от кардинала. Как только он подступит к микрофону, убийца мог выстрелить.
Я быстро подошел к подножию креста. Разумеется, швейцар отказался меня впустить.
«Лифт заблокирован. Когда генерал произносит речь, он всегда закрыт. Никто не может подняться наверх ».
«Кто-то есть там сейчас наверху».
'Невозможно. Лифт был выключен весь день.
- Наверно он прошел наверх вчера вечером. У меня нет времени объяснять это ».
Это был праведный старик в потускневшем костюме, которому должно было быть не меньше двадцати лет. На лацкане его лацкана висела единственная медаль. «Уходи, - прохрипел он, - или я позвоню в Гражданскую гвардию. Ни у кого не должно быть проблем, когда здесь Каудильо.
Я был против этого. Я схватил его за лацкан и прижал большой и указательный пальцы к его горлу. Он все еще стоял, когда потерял сознание. Я вернул его на место и извинился.
Я вошел. Лифт прошел под боковыми опорами креста. Он действительно был заперт.
... porque la historyia de un pais es mas que memoria ... раздался голос кардинала, но как долго?
Я открыл дверь лифта ключом швейцара. Я вскочил и нажал кнопку ARRIBA. Двигатель ожил, и лифт с толчком взлетел.
Оборотень должен был слышать лифт. Когда он лежал на боковой части креста, он определенно чувствовал колебания. Возможно, это ускорило бы его выстрел, но, опять же, он был профессионалом. Он, конечно, не паниковал. Он мог подозревать, что в лифте была полиция, но у него не было оснований полагать, что кто-то знал, что он там находится. Он мог позволить себе игнорировать их визит; по крайней мере, я на это надеялся.
Казалось, что на подъем лифта ушло целое столетие. Через маленькие окошки я иногда мог видеть, как высоко я нахожусь, но не слышал, окончена ли речь кардинала.
Лифт достиг небольшой смотровой площадки возле боковых плеч креста. Я слышал, что кардинал все еще говорит, а также что он завершает свою речь. После него заговорил Франко.
Я нашел стул, который, вероятно, предназначался для посетителей, которые боялись высоты. Я вытащил его под панель в низком потолке. Я взял у швейцара брелок и после трех попыток нашел нужный. Панель откидывалась вверх.
«... Ахора, кон ла Грасиа де Диос и ла судьба Испании, Эль Каудильо».
Кардинал, вероятно, сейчас отступал, и теперь Франко возьмется обеими руками за балюстраду помоста, чтобы поприветствовать своих старых товарищей. Эффект от пули был бы ошеломляющим.
Я вылез через отверстие. Я оказался в бесплодном, пустом пространстве без света. Я ощупывал руками стены, пока не нашел лестницу.
Оборотень, вероятно, целится в ухо. Рядом с барабанной перепонкой имеется четырехсантиметровая область, которая наверняка приводит к летальному исходу.
Я добрался до вертикальной панели слева от моей головы. Свет просачивался сквозь щели.
Я услышал голос Франко.
Я пистолетом открыл панель и закричал. На расстоянии шестнадцати сотен ярдов тяжелая пуля калибра 7,62 пролетела мимо затылка Франко и врезалась в мраморный внутренний двор. Он прервал речь, огляделся и увидел след пули в мраморе. Легионеры взбежали по лестнице, образуя вокруг него защитный кордон. Толпа превратилась в котел.
Оборотень, лежавший на удивительно большой горизонтальной плоскости верхней части креста, оттолкнул панель ногой, захватив мою руку. Я махнул в сторону. Две пули пробили панель и прошли мимо меня. Свободной рукой я захлопнул панель. Оборотень слегка скользнул по мраморной платформе. Внизу зияла пропасть в триста метров.
Я вскарабкался на платформу и нацелил свой «люгер» на пряжку его ремня. Ствол его ружья был направлен мне в сердце.
«Итак, ты воскрес из мертвых, Киллмастер. Убить тебя непросто. Я должен был просто пристрелить тогда тебя ».
Казалось, что винтовка в его руках ничего не весит. Как я мог принять этого человека за старого фермера? Он был одет как генеральный директор в отпуске: пиджак, идеально скроенные брюки и дорогие веллингтонские ботинки. Его волосы на висках блестели серебром, глаза были как бы непроницаемыми металлическими щитами. Он напомнил мне меня. Это было жуткое ощущение.
«Ты проиграл, Оборотень. Или ты наконец скажешь мне свое настоящее имя?