И вот, пока каждый [из крокодилов] по длине своего тела дни подсчитывал, крокодил длиной в одно хиро, сказал: «Я за один день провожу и тут же обратно вернусь», — так сказал.
Потому [морской бог] тому крокодилу в одно хиро: «Если так — ты проводи. Когда будешь море пересекать, смотри, не испугай [его]!» — так наказал, тут же [бога Хоори-но микото] на шею того крокодила посадил и отправил.
И вот, согласно тому, как обещал, [крокодил] за один день [бога Хоори-но микото] проводил. Когда тот крокодил возвращаться собрался, [бог Хоори-но микото] кинжал[419], что его опоясывал, отстегнул, на шею [крокодилу] повесил и отправил [его] в обратный путь.
Потому, тот крокодил в одно хиро, поныне Сахимоти-но ками Бог-Владелец Кинжала зовется.
И вот, [бог Хоори-но микото] в точности так поступил, как научил [его] морской бог — тот крючок отдал. Потому, спустя время, [старший брат] постепенно бедняком сделался, к тому же сердце в нем разбушевалось, и [он] с требованием пришел. Когда [он] напасть собирался, [бог Хоори-но микото] Жемчужину Прилива вынул и [его] утопил, а когда [тот] на это горевать-жаловаться стал, Жемчужину Отлива вынул и [его] спас, и когда так [его] изводил-терзал, [тот] взмолился[420] и сказал: «Я отныне денным и нощным стражем ворот[421] у тебя, бога, стану — служить тебе буду», — так сказал. Потому и поныне всякие представления о временах, когда был утоплен, непрестанно показывают-прислуживают[422].
Тут дочь морского царя, богиня Тоётама-бимэ-но микото, сама вышла [на сушу] и сказала: «Я уже тяжелой была, и сейчас пришло время родить. Как подумаю об этом — не должно дитя небесных богов быть рождено в море. Потому вышла-пришла», — так сказала.
Тогда, тут же, на морском берегу, у кромки волн[423], дом для родов построили — кровлю перьями бакланов настелили. Тут — [кровлю] того дома для родов еще до конца не застелили, а [она], не снеся нужды своего чрева, вошла в дом для родов.
И вот, когда собралась родить, [она] своему супругу сказала: «Повсюду в чужих странах люди, когда приходит время родить, приняв облик своей [родной] страны, рожают. Потому я сейчас в прежнем [своем] облике собираюсь родить. Просьба моя: не изволь смотреть на меня»[424], — так сказала.
Тут, слова ее странными сочтя, [он] тайно подсмотрел, как она родить собиралась, а [она], обернувшись огромным крокодилом[425], ползала-извивалась.
Тут же [бог Хоори-но микото], устрашившись [этого] зрелища, убежал прочь. А богиня Тоётама-бимэ-но микото, узнав, что [он] тайно подсмотрел, за стыд это сочла и тут же свое дитя, только что рожденное, оставила и сказала: «Я собиралась всегда по морским путям приходить и обратно возвращаться. Однако облик мой тайно подсмотреть изволил, этого [я] очень стыжусь», — и тут же морской проход[426] загородив, [в море] вернулась-вошла.
Из-за этого священное дитя, ею рожденное, нарекли Амацухико-хиконагисатакэ-угаяфукиаэдзу-но микото — Небесный Юноша-Доблестный Бог Баклановой Крыши Ненастеленной на Морском Берегу — так назвали.
И все-таки потом, хоть и досадовала [Тоётама-бимэ] на то, что он подсмотрел, любовного томления не снеся, воспользовалась тем, что то священное дитя [нужно было] вырастить, и своей младшей сестре, Тамаёри-бимэ — Деве Нанизывания Жемчужин, поручив, поднесла [богу Хоори-но микото] песню. В той песне [она] сказала:
Так сказала.
Тогда ее супруг сложил в ответ:
Так сложил.
И вот, бог Хикохоходэми-но микото пребывал во дворце Такатихо пятьсот восемьдесят лет[427]. Его священное погребение как раз к западу от горы Такатихо находится.
Имя священного дитяти, что родил этот бог Амацухико-хиконагисатакэ-угаяфукиаэдзу-но микото, сочетавшись со своей теткой, богиней Тамаёри-бимэ-но микото, [было] Ицусэ-но микото — Бог Пяти Стремнин. Следующего Инахи-но микото — Бог Рисовой Пищи. Следующего Микэну-но микото — Бог-Правитель Священной Пищи. Следующего Ваками-кэну-но микото — Бог-Правитель Священной Молодой Пищи. Другое имя Тоёмикэну-но микото — Бог-Правитель Обильной Священной Пищи. Другое имя Камуямато-иварэ-бико-но микото — Юноша-Бог Иварэ из Божественного Ямато.
420
В тексте здесь
422
Д. Цугита, ссылаясь на запись этого рассказа в «Нихонги», указывает, что здесь объясняется возникновение традиции, согласно которой люди Хаято исполняли при императорском дворе во время празднеств «приема первой пищи» песенно-танцевальные представления (КС, с.251).
424
С выражением
425
В тексте
426
В тексте
427
В тексте