Многорядные соответствия выявляются в японо-корейских сюжетах. Возьмем, к примеру, описание путешествия Суса-но-о-но микото и его сына Исонотакэру-но ками в страну Силла (название древнекорейского королевства), где они жили в местности Сисимори, и возвращение на глиняной лодке к горе Торигаминэ у истоков реки Хи в провинции Идзумо, или слова бога Ниниги-но микото о том, что гора Такатихо, на которую он сошел с Равнины Высокого Неба, расположена напротив земли Кара - Кореи. Топонимы «Куси» и «Фуру» в корейских легендах повторяются много раз и относятся к корейской территории. В японских мифах они входят составной частью в топонимы Кусифуру-но-такэ и Хюга-но Такатихо-но-минэ Кусифуру, которые относятся к Японии[5]. Схождение царя с неба - мотив североазиатского (возможно, тунгусского) происхождения; и в японском, и в корейском варианте он включает общие детали: схождение на гору, обладание божественным мандатом и священными регалиями, облачение в определенную одежду.
Ведущий специалист по корейским мифам М. И. Никитина сделала интересное наблюдение над сюжетом о сокрытии Аматэрасу оо-ми-ками в Небесный грот: «Миф о рождении Дочери Солнца при освоении его шаманской традицией переводился в "вертикальную плоскость". Пример тому - миф "Кодзики" об извлечении богини Аматэрасу из пещеры, в котором одним из вариантов материализованного воплощения мифа о рождении Дочери Солнца является дерево с яшмовыми магатама на верхних ветвях, кусочками ткани на нижних и зеркалом на средних - очевидная модель шаманского дерева с ярко выраженным тройственным делением по вертикали. В корейской культуре такой перевод можно усмотреть в повествовании о том, как сын основателя королевства Когурё Чумона - Юри наследовал его престол... и в авторских комментариях Ли Гюбо к поэме "Тонмён-ван"»[6] (Ли Гюбо крупнейший корейский поэт, 1169-1241).
Таким образом, прослеживается не только искусно выстроенная система заимствований, но и генетическая общность японских мифологических сюжетов и древнейших элементов культуры с корейскими и тунгусо-маньчжурскими. Это вторая линия ареальных связей японского архаичного фольклора.
В японской филологической традиции древнейшие, сюжетно оформленные повествования о богах называются синва («рассказы о богах»); если же их связь с мироустроительной функцией богов ослаблена или утеряна, то такие повествования обычно именуются сэцува - «то, о чем рассказывают». Этим же термином обозначают инородные пояснительные вставки в основное повествование, имеющие признаки самостоятельного сюжета. В более позднее время сэцува организуются в особый вид прозы.
В фудоки многие сэцува представляют собой объяснения явлений окружающего мира. Вообще же, ценность повествовательных частей фудоки, находящихся на зыбкой границе между мифом, легендой, преданием и волшебной сказкой (в особенности если они структурно разрушены и не носят следов поздней реставрации), в том, что ими маркируется определенный тип мифологического сознания, лежащий в основе культурного субстрата ареала. Изначальные условия жизни народа - носителя мифа и древнейшие его внешние связи можно восстановить и по характеру тотемных животных.
В этой функции в мифе о двух братьях выступает крокодил. В других мифах дочь морского царя оказывается непонятным образом связанной с миром звезд (очевидно, в основе этой связи лежит забытый к моменту письменной фиксации миф). Другим тотемным животным, многократно упоминаемым в древних японских памятниках, является змея (точнее - змей: он вступает в брачную связь с женщиной или девушкой, от него рождается дитя с необычными свойствами). В Записях о деяниях древности» это миф о горе Мива (горе Трех Колец), в котором облик змея принимает Оо-кунинуси-но ками, в «Хидзэн-фудоки» - миф о горе Хирэфури (на ее вершине находилось озеро, и женщина, выследившая приходившего к ней по ночам мужчину, обнаружила его спящим здесь: тело его было человеческим и находилось в воде, а голова змеиная, и она лежала на берегу), в «Хитати- фудоки» - это несколько сюжетов, и в первую очередь - о горе Курэфуси.
5