Несколько месяцев ушло на то, чтобы специально для принцессы заказать флейту аппалийской работы и доставить ее в Арранту. За это же время определился и кандидат в наставники по рекомендации одной из придворных портних, которая слышала от своей знакомой, что у ее работницы… Принцесса не вдавалась в детали.
На прослушивании учителя принцесса, предчувствуя скуку, с кислой гримасой развалилась на стуле. «Развалиться» в присутствии мадам Дено, организовавшей все мероприятие, означало, что принцесса не сидела, как полагается, на краешке, а почти касалась лопатками прямой резной спинки, да еще ноги стояли не рядом, а одна перед другой. Впрочем, первый интерес к музыке принцесса ощутила, как только вошел, снял островерхую шляпу и поклонился будущий учитель — высок, молод, улыбчив, одет скромно, но аккуратно. Принцесса составила ножки вместе. Он поклонился, взял в руки ее новенькую флейту и показал свои умения коротким, но разножанровым концертом.
Вслед за флейтой принцесса то отправлялась в поход за славными подвигами, то уходила бродить в одиночестве по северным холмам, то пускалась в пляс на деревенском празднике, грустила над старой любовной балладой и поднималась ввысь в торжественном строе звуков достойных церемонии коронации.
Однако, та часть принцессы, что оставалась в комнате, не забыла тщательно разглядеть темно-коричневые с красным отливом крупные кудри над высоким лбом, четко очерченные скулы, серые глаза с ресницами, которым позавидовала бы даже Ниса — первая красавица из фрейлин, и длинные ловкие пальцы, безостановочно колдовавшие над клапанами и отверстиями. К концу представления принцесса чуть не упала со стула, так сильно она сместилась вперед, сама того не заметив. Музыкант, по имени Акон Лавайенн произвел должное впечатление, запросил умеренную плату и был утвержден в должности.
Возок въехал на Тряпичную улицу. Она была довольно широкой — могли спокойно разъехаться два экипажа — но настолько заполненной народом, что процессия продвигалась с трудом. Вокруг гомонили торговцы тканями, покупательницы, бездельники, воришки, лоточники и продавцы жареных каштанов.
Принцесса не сразу стала ездить сюда, первые уроки она получила в замке. Оказалось, что при игре на флейте главное, это не пальцы, и даже не губы, а ровное и сильное дыхание для полноты звука. Оно должно было идти от самого живота вверх сплошным воздушным столбом.
На втором уроке Лавайенн пытался объяснить, как правильно устанавливать осанку и фиксировать боковые мышцы.
— Ваше высочество, позволите показать? — принцесса позволила.
Лавайенн задрал свою льняную рубаху до самых плеч, и вертелся то боком: «Видите, как выгнута поясница?», то передом: «Видите, как напряжены мышцы пресса?»
Принцесса видела.
Очевидно, что у нее не очень получалось повторить, потому что ближе к концу урока Лавайенн протянул руку к ее талии:
— Ваше Высочество, позволите помочь? — принцесса сглотнула и позволила.
Лавайен положил ей одну руку на спину, а другую на живот:
— Напрягитесь, чувствуете сопротивление?
Затем он встал сзади и взял ее за бока:
— Наберите воздуха, вот здесь, чувствуете?
Принцесса чувствовала.
Весь вечер того дня она посвятила размышлениям о том, то ли она видела и чувствовала, что он имел в виду? А также — имел ли он в виду только то, что имел в виду, или ей только кажется? В ходе размышлений пришлось несколько раз сосредоточенно возобновлять в памяти вид его торса и ощущение ладоней на животе. Засыпала принцесса в приятном волнении.
На следующем занятии очередь дошла до постановки локтей. «Чего не сделаешь ради музыки!» — думала принцесса, то и дело позволяя себя выгибать и распрямлять, как сама проделывала это в детстве с тряпичными куклами.
— Ваше Высочество, постарайтесь держать плечевой пояс ровно! — вежливо говорил Лавайенн одной рукой упершись ей в лопатку, а второй отводя левый локоть назад и вверх так, будто хотел выломать руку из плеча и выкинуть ее, как слишком неловкую.
— Пояс! Конечно! — старалась принцесса в точности запомнить то ли положение локтя, то ли указующие прикосновения учителя.
— Почему вы дышите так часто? — спрашивал Лавайенн, разглядывая принцессу, как скульптор, решающий, где еще надо бы отрезать.
«Отличный вопрос!» — думала в ответ принцесса, стараясь не меняться в лице, отчего казалось, что глаза живут от него отдельно, будто наблюдая за происходящим через прорези маски из папье-маше.
— Пожалуйста, постарайтесь сделать дыхание глубоким и ровным!
Принцесса старалась, и, видимо, от обилия воздуха, начинала плыть голова. К реальности ее возвращала то мадам Дено, которая периодически заходила проверить, как идут дела, то какая-нибудь фрейлина, которая тоже делала вид, что зашла проверить, как идут дела, хотя это было совершенно не ее дело.
— Ваше Высочество, на следующем занятии мы разберем правильное сложение губ в амбушюр и направление потока воздуха. Понимаете?
Принцесса понимала.
Не все слова были ей знакомы, но ухватив общую идею, принцесса почувствовала, как теплеют целевые объекты следующего занятия.
Губы! Отправляясь в свою комнату, принцесса подумала, что складывать их во что бы то ни было в присутствии мадам и любопытных фрейлин будет решительно невозможно! Нужен был план действий и — как водилось у принцессы — он был готов еще до того, как она вошла в комнату.
Воплощая план в жизнь, принцесса за несколько дней использовала значительную часть своих знаний по риторике, декламации, физиогномике и отчасти демагогии, чтобы убедить мадам Дено и прочих, что заниматься музыкой лучше не в замке, а в подходящем помещении где-нибудь в городе. Логика не пригодилась, но принцесса справилась и без нее. Помогло то, что к этому времени Его Величество король-отец уже отбыли на север.
— Где именно в городе? — спросила мадам Дено, почти готовая сдаться.
— Например, в зале для музыкальных занятий господина учителя! — сказала принцесса, поводя в воздухе кистью, будто брала из него эту мысль.
— У него есть такой зал?
— Конечно! Он дает там уроки другим своим ученикам.
Конечно, зала у Лавайенна не было. Принцесса предвидела этот вопрос и предприняла меры заранее. Еще два дня тому назад она с помощью Нисы, той из любопытных фрейлин, которая умела держать язык за зубами, передала Лавайенну почти половину своих личных собранных по случаю то там, то тут средств и заставила его найти и арендовать подходящее помещение. Это были две большие комнаты в торговом, а потому довольно богатом и ухоженном, районе, в Игольном переулке, второй дом слева от угла Тряпичной улицы, наверх по наружной лестнице с торца.
Как раз в этот переулок сейчас и втягивались ниточкой шесть всадников и возок принцессы. Последние два месяца она проделывала этот путь трижды в неделю в сопровождении двух или трех человек. Они ждали в первой комнате, пока принцесса осваивала навыки игры во второй — большом помещении со светло-желтой штукатуркой на стенах. Посередине комнаты лежал зеленый шерстяной ковер, имелись стол и два старых, но начищенных, окованных сундука. Два решетчатых окна без стекол выходили на солнечную сторону. При открытых ставнях комната наполнялась светом и выглядела весьма нарядно.
Здесь принцесса не без успеха приобретала навыки музицирования. До старинных баллад дело, конечно, еще не дошло, но небольшие произведения с названиями вроде «Козочка прыгает по крыше» или «Пастушок танцует на лугу» принцесса уже исполняла вполне сносно.
Она научилась правильно вдувать воздух: приопускала вниз челюсть на расстояние прикушенного мизинца, складывала губы маленьким хоботком, ка кдля буквы «У», верхней губой нацеливала поток в легко касающийся подбородка мундштук. Во время тренировок труднее всего пришлось мизинцу.
Принцесса совладала с плечевым поясом, разобралась как фиксировать живот и не захлебываясь брать дыхание в перерывах между музыкальными фразами. В результате она стала лучше понимать из чего, собственно, состоит: незнакомые ей доселе мышцы обрели имена и норов, суставы поделились особенностями своей конструкции, а внутренние органы, покряхтев, приспособились вовремя ужиматься и отбегать в сторонку ради правильного воздушного столба.