– В самом деле, Джеральд, ты совсем помешался из-за этого ребенка! Ты говоришь так, как будто он никогда не вернется, а он должен вернуться к ужину вовремя, если не хочет получить хорошей порки.
Тут Джеральд поднял руку в протестующем жесте.
– Не надо внушать мне ложную надежду! Большие амбиции, высокие мечты и то, что, возможно, было во мне божественного, ушли навсегда. Но осталась привычка, традиции и искренняя любовь. Я не хочу сказать, что это – героизм. Я хочу сказать, что этого достаточно. Поэтому пусть крепкие узы, которыми ты связала меня, доставляют тебе удовольствие сами по себе, и не надо украшать их бумажными цветами и оптимизмом.
– Но сам-то ты доволен? – спросила Майя.
Джеральд ответил:
– Я вполне доволен. Пусть каждый день будем мы хранить друг другу верность, любить друг друга и помогать друг другу. И давай не расставаться никогда, о дорогая моя! Я вполне доволен и полностью раскаиваюсь. Я знаю, что моя жизнь без тебя была бы убогой. Я знаю, что хочу только одного – спокойно жить вместе с тобой на Миспекском Болоте. Потому что лучше всего – золотая середина. Зачем мне нужно быть богом или разыскивать неизвестные страны, чтобы править ими? Это хлопотно, в этом много шума и суеты. Лучше быть довольным. Лучше находить удовольствие в милых, обыкновенных событиях человеческой жизни, которую ты проводишь вместе с единственной женщиной, чья любовь к тебе безгранична и неизменна, хотя от ее придирчивого взгляда не ускользает ни один из твоих промахов. Это часть мудрости – знать, что эти вещи вполне достаточны и даже превосходят твои запросы. Честный муж обязан отказаться от поисков более возвышенного образа жизни, жажды того, что ему недоступно, и чего, во всяком случае, можно достичь только ценой усилий, которых оно вовсе не стоит. В уютном и теплом свете домашнего очага каждый из нас рано или поздно видит, что лучше всего – золотая середина.
– Приятно слышать, – сказала Майя, – что ты наконец начал говорить разумные вещи.
С этими словами она протянула руку и с мрачной, но все-таки нежной улыбкой на милом, некрасивом лице, сняла с глаз Джеральда розовые стекла.
– И вот, женщина сделала свое дело, – сказал мужской голос.
Ведь к ним, на обратном пути из Антана, заглянул темнокожий. Он сообщил, что явился, чтобы дать Майе задание превратить еще нескольких мужчин в домашних животных.
– Ведь для женщины, – сказал он, – всегда найдется нежный и благодетельный труд. В данном случае, я повторяю, женщина сделала свое дело. Но там еще гуляет множество неприрученных и несклонных к компромиссам мужчин.
Майя спрятала розовые очки до следующего раза и с несколько отсутствующим видом согласилась, что в случае с Джеральдом она сделала все, что было в ее силах, хотя никто на самом деле не знает, какой мукой он был для нее.
Джеральд на мгновение бросил взгляд на свою жену. В ее лице он обнаружил то, что всякий муж обречен рано или поздно найти. Это вызвало у него смех.
– Несмотря ни на что, – спокойно сказал он, – я – Светловолосый Ху, Помощник и Спаситель, Возлюбленный Небожителей. Я – Князь Третьей Истины в мире, и мне известны только две истины и те компромиссы, которые они порождают.
Темнокожий ответил на это ухмылкой.
– Вас долго ждали. О, как долго скептицизм и отчаяние на разные лады призывали ваше имя, повторяя: «Кто же свергнет Магистра Филологии?!»
– Ну что же, – сказал Джеральд с важным видом, так как он уже сумел взять себя в руки, – это пророчество вот-вот исполнится, ведь я – Кто, и никто иной.
– Но в самом деле, дружище, я не понимаю, как ты можешь быть вопросительным местоимением.
– Для бога, и в особенности для Диргического бога, возможны любые воплощения. Нет никакой причины, по которой я не могу быть вопросительным местоимением. Это вопрос божественного предпочтения.
Темнокожий кивнул тяжелой черной головой и сказал:
– Как тебе угодно! Мой народ частенько извлекал своих божеств и не из таких многообещающих мест, как страницы учебника по грамматике. А в целом, твоя епифания очень кстати. Ведь для меня главное, чтобы мой народ был доволен. Однако они с самого начала жаловались, что ни в одной мифологии нет бога, способного ответить на вопрос, который Магистр Филологии задает всем человеческим богам. И так, мечась между скептицизмом и отчаянием, те представители моего народа, которым не хватало благоразумия не размышлять над вопросами, при решении которых ум не приносит счастья, с давних пор спрашивали: «Кто освободит цель всех богов людских от власти Магистра Филологии?». Ныне, кажется, это слово стало плотью, и вопросительное местоимение «Кто?» стоит сейчас перед нами. Да, признаюсь, это внушает надежду. Ведь скептики и отчаявшиеся тоже должны быть удовлетворены тем, что их вера не оказалась тщетной.
Джеральд ответил:
– Вы сыплете фривольными софизмами и натянутыми каламбурами перед лицом божества, который вскоре получит предназначенное ему королевство и провозгласит во всеуслышание Третью Истину, которая неведома никому на Миспекском Болоте, где только две истины существуют и только одно учение – что мы совокупляемся и умираем.
– Ну, земной здравый смысл всегда был моим слабым местом. Так что, должен сказать тебе, дружище, мне кажется, что теперь, когда ты подарил своего божественного скакуна маленькому веснушчатому призраку, Антану нечего ждать даже от внушающего благоговейный трепет вопросительного местоимения. И хотя я покинул Антан как раз тогда, когда туда прибыл твой карлик-посыльный...
– Вы поступили мудро, сударь, – ответил Джеральд с достоинством. – Неважно, насколько могущественны может быть, нечестивые заклинания Магистра Филологии, ведь этот мальчик вступил в свое царство, не боясь никого и любя всех. Тот факт, что против такого сочетания силы зла ничего не могут поделать, хорошо известен каждому гражданину Соединенных Штатов Америки.
Но темнокожий все еще казался погруженным в размышления.
– Не могу сказать точно... Нет, вы и мой друг Яхве выпустили против Антана силу, которая не принадлежит моему царству. Поэтому я не могу сказать, что из этого выйдет. Просто я с живым интересом и на безопасном расстоянии буду ждать результатов эксперимента – сейчас, когда из всех существ, обитающих вне сферы Земли, именно Абдель-Харефу выпало отправиться в Антан верхом на коне Искупителя.
– И в любом случае, дорогой, – сказала Майя. – Совершенно определенно, что из таких глупых мыслей, от которых я тебя постепенно излечила, не вышло бы ничего путного. В обмен на эти возвышенные мечтания я доверилась тебе настолько, насколько это было необходимо, и дала тебе все, что действительно было тебе нужно. Я дала тебе целое лето довольства и радостей домашнего очага, которое длилось тридцать земных лет. Ни один мужчина не получал от жизни большего, мой милый. Все, кто старался достичь большего, получали лишь разочарование и досаду. Поэтому ни один разумный мужчина и не пытается получить больше, чем было у тебя. И в конце концов каждому сыну Адама, даже самому мудрому и благоразумному, если он только благоразумно проживет все эти тридцать счастливых лет, достается такая жена, как я, как бы она ни выглядела в начале.
Джеральд увидел, – и это не вызвало у него ни ужаса, ни печали, – что он потерял не только сына, но и жену. Ибо Майя состарилась. Она снова стала красным, безобразным, дряблым и морщинистым созданием с растрепанными космами, как раз такой, какой она была, когда он встретил ее впервые. И он мгновенно понял, что она сказала ему правду: все женщины, как бы миловидны и красивы они ни были, со временем становятся такими, если только они не умрут еще раньше и не превратятся в еще более отвратительную падаль... Но у Джеральда не оставалось времени, чтобы обсуждать сейчас общие вопросы. Его взгляд был устремлен в сторону Антана...
– На все эти разглагольствования насчет домашнего уюта, пессимизма и довольства, – строго сказал Джеральд, – я отвечу, что Возлюбленный Небожителей выше всяческих определений. Я отвечу, что я – Кто, Князь Третьей Истины, сущность которой вам неизвестна. Теперь Третья Истина открылась. Взгляните на Антан!