Фотографы не успевали проявлять фотоплёнки и пластины за один день, брали работу на дом. Ждать готовые фотографии приходилось подолгу.
Вот и у нашего фотографа дома была своя фотопроявочная и печатная лаборатория. В углу комнаты, за шкафом и плотными занавесками, висел красный фонарь, а на столе стоял фотоувеличитель. Рядом были всякие ванночки для проявителя и фиксажа. По полкам были разложены баночки с реактивами, стопки фотобумагии готовые фотографии.
Вот из этих-то фотографий и складывались целые альбомы. Жена фотографа смотрела и легко узнавала среди детских фотографий знакомые лица. Видела, как эти лица взрослели с каждым годом. Каждую новую фотографию знакомого лица она просила фотографа напечатать ещё раз — для неё. Или просто отрезала для себя одну, если на листе фотобумаги их было напечатано несколько — для паспорта и других документов обычно печатались по нескольку штук сразу — с запасом.
Иногда жена фотографа узнавала эти лица на yлицe или втранспорте. И тогда, затаив дыхание, она старалась незаметно наблюдать за ними, узнавая, как их зовут, их привычки и увлечения.
О! Она много знала о них. А они о ней ничего.
Фотограф не препятствовал увлечению своей бездетной жены. Для него это была просто какая-то игра. Поначалу он недоверчиво пожимал плечами, когда жена принималась рассказывать потом, что сегодня встретила кого-то из тех, кого он недавно запечатлел на фотоснимке. Потом он молча стал делать все, о чем его просила женщина: печатал дополнительные фото, увеличивали ретушировал их.
А началось всё с фотографии одного очень красивого мальчика, случайно попавшей на глаза жене фотографа в его домашней лаборатории…
Мальчик был именно таким, каким уже несколько лет она представляла себе своего собственного так и не рождённого сына. Он стоял перед её глазами и снился ночами. Он приходил к ней в её мечтах. Она думала о нём почти всегда. Она назвала его Алёшенька, хотя и узнала потом, что настоящего мальчика с фотографии зовут по-другому. Для неё он — всё равно был Алёшенька…Её Алешенка. Во сне он приходил к ней знакомиться и называл её мамой.
С тех пор жена фотографа внимательно просматривала все фотографии, которые распечатывал муж. И когда она находила Его фотографии, то вклеивала их в альбом, который специально завела для этого.
Часто она разговаривала с этими фотографиями, целовала их, придумывала истории про своего Алёшеньку. Конечно, она любила его. Любила той самой материнской любовью, которая не помещалась в её придуманную жизнь и которую не могла подарить своему так и не рождённому ребёнку.
Но любовь её была столь большой, что одного ребёнка для этой любви было мало.
И тогда появились фотографии других понравившихся ей детей. И — другие альбомы…
Самое удивительное, что в этой схеме отношений в семье мужу отводилась роль мужчины — дети у жены фотографа, как в нормальной семье, появлялись через него, от него и при его невольном участии! И далее мужчина принимал минимальное участие во взрослении детей. Ведь советские мужчины — это были, прежде всего, «люди работы», даже можно сказать, «люди с работы», и очень мало — «люди семьи».
Так что, в каком-то смысле, система ценностей в семье фотографане была нарушена, и его это вполне устраивало.
А сам он к этому времени уже был погружён в совсем другую игру. Да, в ту самую игру, которая, помните, называлась «Сейчас вылетит птичка!»
Как пришла однажды в голову фотографа идея взять с собой на работу клетку с говорящим попугаем — не вполне понятно. Но, раз уж пришла, то пришлось ему с этой идеей и с попугаем изрядно повозиться, чтобы сделать из пьющего, пожившего и не стесняющегося в выражениях попугая ту самую «птичку-на-вы-лет», о которой здесь идёт речь.
Все взаимные обиды давно были забыты. Как собутыльники — они уважали друг друга. А совести у обоих было немного. Скорее, совесть им заменяло по-советски затёртое слово «надо». Надо просыпаться, надо идти на работу, надо идти в магазин, надо выпить…
Но, была в них какая-то стеснительность, что ли. Она их и роднила. А ещё — постоянное ощущение какой-то вины перед женой и хозяйкой. И это чувство вины оба, по-видимому, принимали за любовь к ней.
И вот, однажды, стеснительному фотографу надоело по многу раз в день обманывать доверчивых детей, которых родители привели к нему фотографироваться, говоря:
— Вот, сейчас оттуда вылетит птичка! Смотри туда!..
Ведь у него дома была настоящая птичка, которая могла бы действительно вылетать, и ему не приходилось бы каждый раз прикрывать отсутствие птички нелепыми оправданиями под ехидные взгляды родителей.