К тому же с Сайласом в любом случае непросто было что-нибудь поделать. Прокурор мастерски поддерживал связи с влиятельными людьми (ведь он, естественно, больше не вел судебных разбирательств). Главным образом так он и возвысился до теперешнего положения. А поскольку федеральные прокуроры назначались самим президентом, Камерон и всему Северному округу штата Иллинойс было никуда не деться от Сайласа Бриггса как минимум до следующих выборов.
Но это не значило, что Камерон принимала его лицемерие – ничего подобного. За последние три года в отношениях начальника и подчиненной многое изменилось. Камерон больше не была младшим обвинителем. Теперь мисс Линд имела самую высокую нагрузку в прокуратуре и вела одновременно примерно семьдесят пять дел: одни на стадии расследования, другие – производства. При этом у нее были лучшие показатели результативности среди ста тридцати обвинителей уголовного управления Северного округа штата Иллинойс. Данный факт сделал Камерон практически незаменимым сотрудником и придал ей значительный вес. По этой причине между нею и Сайласом существовало что-то вроде негласного соглашения: пока победы Камерон в зале суда продолжают хорошо отражаться на имидже конторы и служат ее восхвалению, прокурор в дела помощницы, по сути, не вмешивается. В этом плане между ними выработались худо-бедно терпимые рабочие отношения.
Но эти отношения были, без всякого сомнения, непрочными. Федеральный прокурор требовал лояльности – или по крайней мере ее видимости – от своих подчиненных, и Камерон постоянно ощущала необходимость держаться начеку. Хотя помощница и взяла на себя вину за провал с делом Мартино, Сайлас знал, что это пришлось ей не по душе, и с тех пор не спускал с нее глаз.
Именно поэтому нельзя было допустить, чтобы начальник узнал, как три года назад она выступила в защиту Джека Палласа.
Бриггс поднял тогда в министерстве юстиции настоящую бучу, требуя увольнения ФБРовца за неприемлемое поведение в связи с оскорбительными высказываниями перед журналистами. Как подозревала Камерон, причина заключалась не столько в возмущении прокурора за подчиненную, сколько в желании отвлечь внимание общественности от сути дела: решения не выдвигать обвинений против Роберто Мартино.
О чем Сайлас понятия не имел, так это о том, что у Камерон был свой человек в Минюсте – давний друг по юридической школе – и что она неофициальными путями пыталась добиться согласия на перевод агента из Чикаго вместо немедленного увольнения. Чтобы укрепить свои позиции, помощница прокурора через пару дней после инцидента с утра пораньше даже явилась в кабинет начальника ФБРовцев. Камерон понимала, что рискует, но также знала, как упорно Дэвис сражался за своего подчиненного. Интуиция подсказывала, что ему можно доверять. Она объяснила ситуацию, сообщила, что ее шеф нацелен на увольнение Палласа, и дала имя своего знакомого в Минюсте. «Два человека, действующие неофициально, лучше, чем один», – сказала она Дэвису и попросила, чтобы тот ни с кем и никогда не обсуждал причины ее визита.
– Почему вы это делаете? – поинтересовался Дэвис, провожая посетительницу до двери своего кабинета. – После того, что брякнул Джек, мне казалось, вы будете счастливы видеть, как его выпрут.
Камерон тоже спрашивала себя об этом. Ответ просто-напросто заключался в ее принципах. Неважно, до какой степени она была зла на Джека за обидные слова. Когда речь заходила о деле, личные разногласия отбрасывались в сторону. Даже в этом случае.
Она ведь изучала материалы расследования. Сайлас не читал их, как не читали и высокопоставленные министерские чины. Но Камерон не сомневалась, что нельзя было узнать то, что узнала она о пережитых агентом двух днях в лапах молодчиков Мартино, и не испытать глубочайшего уважения к преданности федерала своей работе. Может, по части характера Палласу следовало много чего совершенствовать, но профессионалом он был высококлассным.
– А вы хотите, чтобы его выгнали? – ответила она вопросом на вопрос.
– Конечно же, нет. Да он, пожалуй, лучший агент в этом Бюро.
– Согласна, – с такими словами Камерон открыла дверь, вышла из кабинета…
И увидела стоявшего на другом конце коридора и пристально смотревшего на нее Джека.
Камерон на мгновение почувствовала панику – никто не должен был знать о ее визите в Бюро. Однако сохранила спокойное и бесстрастное выражение лица и ушла, не сказав ни слова.
Она догадывалась, что подумал Джек, что предположил, увидев ее в тот день. Он наверняка решил, что именно Камерон потребовала его ссылки, наверняка посчитал, что в то утро помощница прокурора явилась к Дэвису с жалобами. К сожалению, с этим ничего нельзя было поделать. Защищая ФБРовца, она действовала через голову своего начальника, а такой поступок расценивался как наистрашнейшее предательство. Камерон ничуть не сомневалась, что прокурор уволит ее в мгновение ока, едва узнает правду. Поэтому проглотила пилюлю и позволила Палласу думать о ней худшее.