– Только попробуй, – холодный властный голос заставил вздрогнуть и поставить вазу обратно.
На пороге стоял худенький мальчишка, сжимая в левой руке тот самый стакан. Неестественно прямой, словно напряженная струна, он шагнул внутрь комнаты, прикрыл за собой дверь и безо всякого страха направился к Барону.
Облик безобидного мальчишки вновь позволил разгореться ярости в душе. Барон с рыком поддел вазу и метнул в лицо ребенка – расстояние плевое, всего с десяток шагов. Навстречу снаряду метнулась правая рука мальчишки, охватила ладошкой предмет, уводя его в сторону от себя и прекращая вращение. Мгновение – и сосуд лежит в руках странного паренька, совершенно целый и невредимый. Барон аж хекнул одобрительно, от такого зрелища.
– Теперь я, – недовольный холодный голос был последним, что помнил Барон до ослепительной, со звездами, вспышки в глазах.
Пробуждение было неприятным – холодные доски пола под спиной, онемевшие руки и ноги, жестко связанные полосками тряпок. Попытка позвать на помощь обернулась хрипом из-за кляпа. Избавиться и выплюнуть тряпку изо рта было невозможно – затылком, упираясь в пол, он чувствовал завязки в два узла. Нестерпимо болела голова.
– Не иначе кружкой попал, паршивец, и как только исхитрился, – с ненавистью подумал Барон, пытаясь покатиться по полу. Что-то было подоткнуто под бока, препятствуя этим попыткам. Он дернулся всем телом, постарался подняться хоть немного над полом – без результата. Недовольно посмотрел вбок и вниз, пытаясь углядеть хотя бы размер препятствия. В голову лезли самые разные причины происшествия, но прагматичный разум никак не связывал утренние события и мелкого негодяя. Барон сосредоточенно обдумывал список тех из своих ближников, кто посмел посягнуть на его жизнь, и их мотивы, решал, как перессорить заговорщиков и что им пообещать. За свою жизнь он собирался бороться до последнего.
Неожиданно на грудь навалилась солидная масса. Барон приподнял голову и сходу натолкнулся на внимательный взгляд того самого мальчишки. Яростный рык пробился через толщу кляпа невнятным полустоном.
– Твои руки и ноги связаны очень неудачно, – словно сочувствуя, произнес парень, – кровь не поступает. Скоро начнется омертвение тканей. Через какое-то время ты необратимо лишишься конечностей. Поэтому, рекомендую экономить мое время и слушать внимательно.
Барон осознал, что не может смотреть в глаза наглому щеглу более пары секунд – взгляд уползал в сторону, а в душе вновь возникло то самое чувство Главного кошмара, сковывая душу никак не слабее пут, что были на руках и ногах. Но сдаваться он не собирался! Барон еще раз дернул руками, засучил ногами по полу, стараясь разорвать веревки и дотянуться до шеи сопляка.
– Увы, разговор затянется, – с сожалением констатировал парень, наклонился к полу и выпрямился с острым обломком глиняной кружки в руках.
Через десяток минут Барон осознал свою ошибку, еще через пять был готов на все, через половину часа сломался вовсе.
– Ты отстанешь от моей семьи и моих родных. Совсем. Отнятое – вернешь. Добавишь от себя. В остальном – живи. Кивни, если понял, – продолжил мальчик.
Барон привычно кивнул раньше, чем понял слова господина. А как осознал, закивал истово, с безумной радостью – ему оставляют жизнь! Когда унялось кружение в глазах от бурной радости, в комнате никого не было. Не было и пут на руках и ногах. Не было вазы, так удачно пойманной господином. Только обломки кружки все еще валялись по полу – Барон отпихнул их ногой, словно ядовитых гадов. Мужчина вытащил кляп и принялся растирать окоченевшие конечности, стараясь не задерживаться взглядом на окровавленных пальцах рук и ног. Затем, морщась от сотен мелких иголочек, вонзающихся в занемевшие ноги при каждом шаге, преодолевая слабость и головокружение, доковылял до стола и с жадностью присосался к горлышку бутылки, отмечая неплановый день рождения.
О том, кто к нему приходил, Барон предпочитал не думать.
Глава 14
Вечер одного из безымянных дней ранней осени наверняка запомнился жителям селения. Слабый ветер переносил от дома к дому головокружительные запахи, десятки костров подсвечивали темную синеву небес. Красивые девичьи голоса выводили песни, в кои то и дело вплетался немузыкальный, но искренний вопль хмельного сердца, растревоженного грустью мелодии. Редкий день праздности подходил к концу. Сытый день, полный бесплатного мяса, которое никто не мог сохранить достаточно долго, а значит и беречь его не было нужды.
Никого не смущало происхождение еды – из едоков на живот никто не жаловался, собаки не брезговали и сырым. Даже храмовник, покружив с амулетами вокруг куска парной диковины, степенно отведал щепотку, да так и умял половину, с видом таинственным и задумчивым.