— Извини, это было бесчувственно, — ответила Кэндис, откинулась на спинку стула и закинула ногу на ногу. — Знаешь, я всегда думала, что меня будут допрашивать после убийства моего богатенького старого мужа.
— О боже, — пробормотала Элис, но не смогла удержаться от смеха над мрачным юмором своей подруги. — Как ты думаешь, о чем они нас будут спрашивать? — спросила она, сидя неподвижно и внимательно разглядывая студентов и различных полицейских, записывающих их данные.
— Нервничаешь? — Кэндис ухмыльнулась, а Элис напряглась и тихо рассмеялась. — Я не скажу им, что я пила, и ты не говори. Мои родители убьют меня, я не шучу, — продолжила она.
— Магнус Джонсон? — внезапно в комнату вошел полицейский, отчего стало немного тише. Сердце Элис подпрыгнуло при звуке его имени, и она оглядела комнату, ища его. — Магнус Джонсон здесь? — снова спросил офицер.
— Да, — раздался голос Магнуса из-за группы людей, которые расступились, чтобы дать ему дорогу. По комнате поползли шепотки, и Элис пристально наблюдала за ним, надеясь, что он посмотрит на нее, но он продолжал смотреть своими золотистыми глазами вперед, казалось, совершенно не беспокоясь о сложившейся ситуации. А вот и он — сам убийца. Его волосы были аккуратно зачесаны назад, и он был одет во все черное, и у него была небольшая растительность на верхней губе, которая только делала его еще более привлекательным.
— Почему он такой чертовски горячий, я не понимаю, — Кэндис фыркнула. Элис сглотнула, чувствуя, как краснеют ее щеки, когда он прошел мимо них и вышел за дверь в сопровождении полицейского. — Я не могу поверить, что ты целовалась с ним, достижение года.
— Да, — вздохнула Элис и опустилась немного ниже в своем кресле.
Пара смотрела, как студенты входят и выходят из комнаты. Трей, Чарли, Ноа и Олив, тут были все.
— Кэндис Эно? — приветливо спросил полицейский, когда она стояла у двери. Осталось лишь несколько студентов, ожидающих допроса, прежде чем их отпустят на весь день.
— Это я, — усмехнулась Кэндис, вставая и взбивая свои кудрявые волосы так, чтобы они стали немного объемнее. Офицер тоже улыбнулся, показывая Кэндис на дверь, чтобы они могли пройти и закончить беседу.
Элис сердито напевала себе под нос, чувствуя, как в ней нарастает раздражение. Она хотела выбраться из этого места, она волновалась, и она знала, что будет слишком много возиться или двигаться, и это вызовет подозрения. Если бы ей разрешили взять телефон, она, по крайней мере, могла бы отвлечься, но все телефоны и любые средства связи были собраны по прибытии.
— Элис Мерфи? — спросил голос через тридцать минут, и Элис быстро подняла глаза, увидев, что на нее смотрит полицейский. Она сглотнула и встала, поглаживая ладонями бедра и черно-белые полосатые брюки. — Проходите сюда, пожалуйста, — сказал он тихим голосом, указывая на дверь и ожидая, когда она пройдет мимо.
Они молча прошли по коридору в комнату для допросов, где она уже была однажды. Он открыл перед ней дверь, и она пробормотала «спасибо», входя в комнату и глядя в большое одностороннее зеркало, понимая, что кто-то может наблюдать и за ней.
— Хочешь воды? Чай, кофе? — спросил офицер, когда дверь закрылась и Элис села на стул.
— Нет, спасибо, — просто ответила она и заправила прядь волос за правое ухо, в то время как другая половина свисала ей на лицо.
— Ладно, — сказал он, садясь напротив нее и глядя ей в глаза. Она почувствовала, как ее сердце начинает биться чуть сильнее. — Подождем твою маму, — сказал после минуты интенсивного зрительного контакта, он пытался прочесть ее мысли, глядя в глаза глаза, но это не запугало Элис так сильно, как она предполагала.
— Хорошо, — прошептала Элис, и последовавшая за этим тишина тяжело повисла в воздухе.
Мать Элис вошла, выглядя расстроенной, Элис продолжала смотреть в глаза полицейского, чувствуя, что это был вызов. Она не отвела взгляд, да и не хотела отводить.
— Один из этих детей что-то знает, — сказал офицер, сидевший по другую сторону стекла. — Посмотри, как она себя ведет, — добавила она, указывая на Элис, слегка наклонившую голову.
— Она была алиби Магнуса Джонсона в деле Уэллс и Роджерса, — заявил другой офицер, стоя со скрещенными руками. — С этими детьми что-то не так.
— Они определенно имели к этому какое-то отношение, — сказала женщина-офицер, все еще глядя на Элис Мерфи. — У нее такое невинное лицо.
— Не позволяйте этому сбить вас с толку, дети в возрасте двенадцати лет становятся убийцами, — сказал офицер, тоже глядя на Элис. Он почти слышал низкий рокот напряжения, как будто ждал, что произойдет что-то еще. Он видел, как изменилось лицо Элис, когда ее мать села рядом с ней. — Что-то в Элис Мерфи меня пугает, — наконец сказал он, прежде чем уйти за очередной чашкой кофе.
— Давайте начнем. Как вы, скорее всего, знаете, Вероника Грин пропала без вести в течение последних четырех недель, что совпадает с вечером ее рождественской вечеринки, которую она провела в доме своих родителей, 3 декабря, на котором вы присутствовали. Это правильно?
— Да, — ответила Элис спокойным, но слегка хрипловатым голосом. Она все еще держала руки на коленях.
— Вы можете сказать мне, когда в последний раз видели Веронику Грин?
Элис мысленно прокрутила все в голове, когда она вошла в комнату на верхнем этаже большого дома у озера и увидела, как Магнус и Вероника агрессивно спорят.
— Я не видела ее на вечеринке, — сказала Элис, — Там было много людей, и мы с ней не были подругами.
— Что ты хочешь этим сказать? Вы с ней не были подругами?
— Я ее не знала. Она никогда со мной не разговаривала, — сказала Элис, спокойно отвечая на вопросы. Она сама себе удивлялась, ее тело не ощущало ничего, кроме неподвижности, она могла ясно мыслить, могла нормально дышать. Ее допрашивали о девушке, которая была убита, и все же, не было ничего, что могло бы выдать ее. Что с ней происходит?
— Это интересно, — сказал офицер, перемещая папку с края стола на середину и поднимая ее, он начал читать. — «Я пригласила Элис Мерфи на рождественскую вечеринку в надежде, что они встретятся… Ему нужен кто-то вроде нее, кто-то, кто точно такой же, как он. Может, в конце концов она займет мое место, а может, и нет… Я не уверена. Я больше не могу. Я боюсь, что он может причинить мне боль, когда я скажу ему.»
Элис сидела молча, пока офицер откладывал папку и выжидающе смотрел на нее.
— Это была последняя запись в дневнике, который мы нашли в ее комнате. Можете ли вы сказать мне, что она имеет в виду? — спрашивает он. — Кто «он»?
— Я не знаю, что она имеет в виду. Я никого не встречала на ее вечеринке, — спокойно сказала она, хотя ее сердце начало биться немного быстрее. Офицер выглядел раздраженным ее ответом и вздохнул, откинувшись на спинку стула.
— Ты была единственным человеком, которого она упомянула в своем дневнике, все остальные — это «она» или «он». Ты утверждаешь, что никогда не говорила с ней, так почему же она утверждает, что «ему» нужен кто-то вроде тебя? И последнее предложение показывает, что она боялась, что кто-то причинит ей боль. Разве это не странное совпадение, что она пропала той же ночью? И никто, ни один из ее друзей, не сообщил о ее пропаже? — сказал офицер, глядя Элис в глаза.
— Также, как и ее родители.
— Элис, — тихо выдохнула Софи, потрясенно глядя на дочь, когда офицер поднял брови.
— Я понимаю, как вам неприятно не иметь ни малейшего представления о том, где может быть Вероника Грин, но я не знаю, почему она написала обо мне в своем дневнике, я не знаю, о ком она говорит. Я не могу вам помочь, — сказала Элис, слегка сочувственно пожимая плечами. — Я ее не знала, — повторила она чуть тише и посмотрела на мать. — Я правда ее не знала.
Офицер вздохнул, отвел взгляд от девушки, сидевшую по другую сторону стола, и на мгновение задумался. Упоминание имени Элис в дневнике Вероники смутило всех, но это правда ничего не значило. У них не было никаких зацепок, никто ничего не знал, полиция даже не знала, с чего начать, и на них давили родители пропавшей девушки, которые, по-видимому, только что вернулись из трехнедельного сафари в Африке, поэтому они понятия не имели, куда ушла их дочь.
Оказавшись на улице, Софи не знала, что сказать дочери. День почти закончился, и сумерки начали заполнять небо, приглушая свет. Уже второй раз за месяц они были в полицейском участке, отвечая на вопросы о пропавших подростках, и это было последней каплей для Софи.
— Есть ли что-то, что я должна знать? — вдруг выпалила она. — Я… — начала она, раздраженно разводя руками. — Я не знаю, что тебе сказать, Элис. Ты больше со мной не разговариваешь, ты скрытная… что происходит?
— Ничего не происходит, мам, — ответила Элис, неловко стоя перед матерью, которая решила поспорить с ней на улице перед полицейским участком. На другой стороне дороги Магнус прислонился к своему черному Рейнджроверу, молча наблюдая, как Элис скрестила руки на груди и отвела взгляд от матери в легком смущении.
— Ничего не происходит?! Мы здесь уже второй раз! Ton père et moi sommes inquiets pour toi, — на французском Софи сказала, что они с отцом Элис очень беспокоятся за нее.
— Je vais bien. Comme je l’AI dit avant, — Элис сплюнула с выражением, что с ней все в порядке.
— Мы думаем, тебе следует обратиться к психотерапевту, — сказала Софи, когда мимо них прошла пара студентов. Элис покраснела от смущения и пристально посмотрела на мать, выражение ее лица заставило странное холодное чувство нахлынуть на Софи. — Мы думаем-
— Я пойду домой пешком, — рявкнула Элис и повернулась на пятках, чтобы уйти прежде, чем мать успеет сказать что-нибудь еще. Она была смущена и сердита, что ее мать не могла дождаться, чтобы обсудить это с ней дома, но она также не хотела обсуждать это дома. Она хотела избежать всего этого и сделать вид, что ничего не произошло.