– И в-третьих, – Анюта вздохнула, – ты говоришь, что щеночек стоит полторы тысячи баксов?
– Точно! – я обрадовалась, что она наконец «клюнула». – Представляешь, сколько денег заработаем!
– Так-то оно так… Только вот, где ты собираешься взять деньги, чтобы купить этих щенков?
– Я…
– Об этом ты как-то не подумала, верно?
– Можно было бы что-нибудь продать, – неуверенно предложила я.
– Например, что? – насмешливо поинтересовалась Анна. – Все, что можно было продать, мы с тобой уже продали. Если только себя… Но боюсь, за нас не дадут столько, сколько за щенков. Средняя ставка на рынке продажной любви – сто долларов.
– Значит, пара щеночков – это всего лишь тридцать ночей, иными словами, один месяц продажной любви! – жизнерадостно воскликнула я, но, наткнувшись на мрачный взгляд Анюты, осеклась: – Я пошутила. Да уж, обидно получилось…
– Не то слово, – хмыкнула она, расправляя газету.
– Но согласись, идея была хороша!.. Ну и какие сегодня ты вычитала вакансии?
– Ничего хорошего, – вздохнула Анечка. – Чувствую, придется нам с тобой в официантки идти. Больше нам нигде не суждено пригодиться. Будем подавать чай, улыбаться жующим физиономиям и рассчитывать на чаевые. Как тебе такая перспективочка?
Я ничего не ответила – только обреченно вздохнула.
АНЕЧКА
Мы – лузеры. Я не кокетничаю, не напрашиваюсь на комплимент. Это правда. Городские лузеры нового формата – вроде бы и выглядим как конфетки, и занимаем неплохую квартирку недалеко от центра Москвы, и одеваемся не в каком-нибудь Jennifer, а как минимум в Morgan, и спим не с самыми уцененными персонажами (однажды в моей постели побывал и вовсе известный сериальный актер, то есть, если вдаваться в подробности, не он в моей постели, а я в его автомобиле, но это вообще к делу не относится). Все это не имеет никакого значения. Мы лузеры, и положение наше шатко, как корабельная палуба в девятибалльный шторм. Ни образования, ни работы, ни оформленных стремлений, ни даже амбиций, ни денег, ни связей, ни папы-банкира, ни любовника-бандита – только кредит на холодильник, который мы никак не можем погасить, да периодически наваливающаяся депрессия. А ведь нам по двадцать семь, не девочки уже. Могли бы чего-то и добиться… Вот одна моя бывшая одноклассница открыла магазинчик нижнего белья и процветает, вторая открыла кофейню и тоже процветает, третья открыла счет в банке, потому что вышла замуж за какого-то мажора с Рублевки, и процветает еще хлеще первых двух. А мне даже стыдно приходить на встречу выпускников, потому что нечем, ну решительно нечем похвастаться.
Хорошо Маше, подружке моей закадычной, моей вечной flatmate и напарнице по беспросветному лузерству, – она хотя бы оптимист. Не проходит и дня без того, чтобы она что-нибудь не придумала – то с горящими глазами подсовывает мне статью о том, какие бешеные бабки заколачивают стриптизерши, то собирается открыть йога-клуб, то теперь вот носится с идиотской собачьей затеей. Милая наивная Маша.
В ту ночь я, как впрочем и обычно, долго не могла уснуть. Открытые глаза, руки поверх одеяла, раскиданные по подушке волосы… Я вяло наблюдала за причудливым танцем теней на стене, когда вдруг мой мазохистский покой нарушил резкий звук открывающейся двери.
– Анюта, ты спишь? Спишь? – в комнату ворвалась взлохмаченная Машка. – Ну скажи, что не спишь!!!
Протянув руку, я зажгла бра, села на кровати и взглянула на часы. Половина третьего.
– Уже не сплю. А что, у нас пожар?
– Анечка, как хорошо, что ты еще не успела уснуть! – завизжала она, бросаясь мне на шею. – Я бы не дотерпела до утра! Я такое тебе расскажу. Такое!
– Ты и мертвого разбудишь, – пробормотала я. – Что там у тебя, выкладывай.
– Вот! – она грохнула на мою кровать какие-то измятые листы.
– Что это? – удивилась я. Прочитала название, и мои брови поползли вверх. – Зачем ты мне это среди ночи притащила?
– Я нашла это в Интернете! Смотри!
Маша зашуршала страницами и наконец ткнула мне под нос фотографию, на которой было запечатлено существо вида самого что ни на есть идиотского.
Судя по всему, это был грызун. На толстощекой мордочке поблескивали хитроватые глазки-бусинки. Туловище зверька было чересчур упитанным, хвост – длинным и пушистым.
– Что за отвратительная рожа? – усмехнулась я.
– Отвратительная рожа бывает у тебя, когда не выспишься и не успеваешь накраситься, – беззлобно заметила Машенция, – а это – вуалехвостый сумчатый хомяк!
– Какой-какой?