– Встречаться нам стоит, – снова смешок, не раздраженный, а настолько многозначительный, что я вздрогнула, – Мне нужна ваша помощь – как специалиста. Конечно, не безвозмездно.
Я забарабанила пальцами по столу.
Как специалиста он меня может знать только со слов своего сына.
И он маг. Почему-то неучтенный в списках – а вот этот момент я и не подумала отследить, ведь, раз сын учится здесь, он также постоянно проживает в Москве. И я должна была знать о нем. А по сути знала лишь то, что успела увидеть.
Богатый. Магически одаренный. И очень наглый.
Похоже, отказать ему я не имею права. Не потому, что меня заинтересовало его предложение – хотя для археолога также может быть работа. Но потому, что выглядело все это достаточно нестандартно, за пределами вероятностных линий. А значит, это был мой прямой профиль, как сотрудника Комитета.
– Что ж, вы весьма убедительны. Завтра у меня пары заканчиваются рано, и я могу подъехать куда-нибудь скажем так… В полдень.
– Может, я заберу вас из университета?
Я с ним в одной машине?
Представила это и сглотнула.
– Не стоит, Максим Григорьевич, – ответила по-возможности мягко, – Я предпочитаю увидеться на нейтральной территории.
Максим отключил телефон, условившись, наконец, о встрече с ершистой преподавательницей, и сложил руки на подбородок.
Что-то здесь было не то
Он хмыкнул. Да все здесь было не то! Начиная от его реакции. И с момента, когда он впервые увидел незнакомку, сидящую за баром.
Откровенное платье, темные распущенные волосы, которые тут же захотелось намотать на кулак, особый, нездешний лоск и сдержанная сексуальность: именно так, не нарочитая вульгарность и открытость, а огонь, сидящий внутри и грозящий вырваться и испепелить все вокруг. Он сразу почувствовал такое желание, которое вообще за собой никогда не замечал.
Ни разу в жизни.
Может, маг? С особыми способностями?
Проверка показала, что к магам девушка не имела никакого отношения.
Она повернулась и посмотрела на него. И все стало совсем плохо. Это было похоже на удар в солнечное сплетение. Когда, сначала, от неожиданности, дыхание спирает, а потом долго не можешь прийти в себя и ловишь ртом воздух, пытаясь понять, что это вообще было.
В её взгляде оказалось так много всего. Интерес, изумление, открытость, тайна, желание, обещание, свет. Всё, что было в этой чертовой Вселенной сосредоточилось в глазах, цвет которых он распознал даже в темном баре.
Темный прозрачный янтарь.
Самородок, который легко загорается и горит потом самостоятельно.
Он как завороженный смотрел на эти глаза, на чуть вспыхнувшие щеки, на маленький язычок, прошедшийся по пухлым губам. Пока не понял, что ему предлагают. И, понятное дело, взбесился. От того, что она вот так вот смотрит – заинтересованно, испытывающе, с вызовом. А больше от того, что могла бы так смотреть на любого другого муж-чину.
Что пришла сюда не просто так.
Максим редко отказывался от того, что ему преподносили на блюдечке. Он понимал, что такое доступность и шагнул вперед, произнося положенную фразу и даже не пытаясь скрыть пренебрежение.
А она, неожиданно, отказала. Спокойно и уверенно. Закрылась, отвернулась и уставилась на свой бокал.
Это было сродни второму удару.
Ему не отказывали. Никогда. И, уж, тем более, не при таких обстоятельствах.
Он навис над девчонкой, пытаясь понять, действительно ли ему не послышалось или она просто набивает себе цену? Пытаясь побороть совершенно иррациональное желание перекинуть её тонкое, гибкое тело через плечо и утащить к себе, чтобы наказать за ту бурю эмоций, которую она вызвала. Накинуться на эту тонкую щею, прокусить нижнюю губу.
Но вместо этого незнакомка сама накинулась на какую-то молоденькую блондиночку.
Максим упустил её от неожиданности, поверив и не поверив одновременно. Он выскочил на улицу следом, но девчонок уже не было.
И как то вечер сразу поблек.
Он даже не стал задерживаться в клубе; позвонил своей любовнице и отправился к ней, надеясь забыться под умелыми ласками. Вычеркнуть из головы странную встречу, которая, по логике, вообще не должна была взволновать взрослого опытного мужчину.
Но она взволновала.
Покрыла тонкой пленкой недовольства все его дальнейшие действия. Как-будто в его жизни вдруг что-то появилось, а потом это у него за-брали. И этого стало не хватать.
Наверное, отказ – первый отказ в его жизни – и инстинкт охотника, помноженный на его собственный дар, выразился в таких странных реакциях. Он так полагал.