И впрямь, слишком поздно, чтобы мыслить разумно.
Против ожиданий, проснулась я рано, еще восьми не было — и вполне выспалась к этому времени. Видимо, сказалось то, что накануне днем я вдоволь подремала. Утро прошло в рутинных заботах — деловые письма, финансовые документы, присланные управляющим на проверку, несколько приглашений на званые ужины — на некоторые из них следовало ответить отказом, на другие — согласиться… Когда я уже готовилась к выходу, а Эвани делала мне прическу, вдруг вошла Магда, взволнованная и бледная:
— Леди Виржиния, там такое странное творится, ну, в «Старом гнезде», — она неловко переступила с ноги на ногу. — По телефонному аппарату, э-э-э, звонили. Мистер Белкрафт, самолично. Говорит, срочно приезжайте — вроде как у дверей утром нашли кого-то, из постоянных. То ли пьяного вусмерть, то ли больного… Ну, дальше я не поняла ничегошеньки. Там тренькнуло что-то — и тишина.
«Неужто Лайзо вернулся?» — пронеслась у меня дикая, невозможная мысль, но я сразу ее отбросила. Вчера вечером я дала четкое указание — больше не пускать воспитанника Эллиса через черный ход. Магда сказала — «кто-то из постоянных». Наверное, имелось в виду «из постоянных посетителей кофейни». Но почему Георг решил не вызвать врача, а сделать звонок мне?
Ох, не приеду — не узнаю.
— Магда, кэб уже ждет? Нет? Скверно… — прав, прав был Эллис — мне действительно нужен личный автомобиль с водителем. И чем скорее, тем лучше. Надо заняться поисками всерьез. — Эвани, вы тоже готовьтесь к выходу. Будете меня сопровождать.
Как я ни спешила, но в «Старом гнезде» оказалась только через полчаса. Выяснить какие-либо подробности о происшествии тоже не удалось. Я попыталась сделать звонок Георгу, но телефонистка никак не могла соединить с нужным номером. А потом уже подъехал кэб, и я не стала терять время на бесплодные попытки установить связь.
Георг встретил меня у черного хода.
— Доброе утро, леди Виржиния. Боюсь, день сегодня получится такой же хлопотный, как и вчера… В зале сидит мистер Калле. Он был не совсем трезв, я привел его в чувство, как мог. Однако он по-прежнему настаивает на разговоре с вами, уверяет, что это очень важно… Я не стал пока звать констеблей.
— Вы правильно поступили, Георг, — улыбнулась я. Значит, Эрвин Калле. Не слишком-то похоже на его обычное поведение. Он, конечно, эксцентричен, но эксцентричность обычно проявляет в несколько иной сфере. — Мистер Калле не говорил ничего?
— Нет, — Георг нахмурил брови — происходящее явно ему не нравилось. — Он крайне взволнован и настаивает на беседе лично с вами.
— В таком случае не будем заставлять его ждать.
Не теряя больше времени, я прошла в зал. Эвани осталась на кухне с Мэдди и миссис Хат — как ни странно, эти трое вполне нашли общий язык. Эрвин Калле ждал меня, нервно расхаживая по залу из стороны в сторону. Признаков опьянения не было, но запах чувствовался даже издали. Я помедлила, но потом все же вошла в зал. Георг остался у дверей в служебное помещение, буквально в шаге от меня; случись что, он сумеет скрутить хлипкого художника.
— Доброе утро, мистер Калле, — поздоровалась я, привлекая внимание Эрвина. Тот замер так резко, что мне стало не по себе. В последнее время он красил волосы в огненно-рыжий цвет, и от этого сейчас походил на безумца.
— Недоброе, леди Виржиния, для меня — недоброе… — голос у него сорвался. — Четыре дня тому назад погиб мой близкий друг. Вероятно, вы слышали о нем. Патрик Морель.
— Конечно же, слышала, — я почувствовала себя так, словно меня чем-то тяжелым огрели по голове. Быть того не может… Патрик Морель, звезда, блистающая на подмостках Королевского театра… Блиставшая. — Так вы были знакомы? Мои… мои соболезнования. Как это случилось?
— В Управлении Спокойствия говорят, что это было самоубийство. Он повесился, — мертвым голосом ответил художник.
Самоубийство друга. Неудивительно, что Эрвин Калле в таком состоянии. Странно только, что он пришел за утешением в «Старое гнездо», а не к своей нынешней «вдохновительнице».
— К сожалению, даже самые лучшие уходят, — произнесла я, стараясь вложить в эти слова все свое сочувствие. — Но Патрик Морель… Кто бы мог подумать, что он покончит с собою. Ведь у него было все — и красота, и талант, и главные роли в спектаклях. Поверить не могу, что его больше нет.
Эрвин Калле дернулся, словно от удара, и рассмеялся — хрипло, глухо.
— Да, у него было все… Леди Виржиния, — внезапно он оборвал смех и шагнул вперед, судорожно сжимая кулаки. — Патрик Морель не был самоубийцей. Я точно знаю, что его убили.
— О…
— Вы не верите мне? — Эрвин бессильно поник и покачнулся, как увядший тропический цветок на холодном аксонском ветру. — Я…
— Святые небеса, только не впадайте в отчаяние! — наплевав на правила этикета, я подошла к художнику и взяла его за руку. — Прошу вас, присядем там, за столиком. Георг, будьте любезны, сделайте нам напиток из мелиссы, мёда и лимона… А вам, мистер Калле, нужно просто успокоиться и рассказать мне в подробностях, что же все-таки произошло.
Георг понятливо кивнул и скрылся в служебных помещениях. Я же отвела Эрвина к столику в самом дальнем углу, за ширмой. До открытия кофейни оставалось еще около часа, но лучше было заранее устроиться там, где никто не помешал бы разговору — и не увидел бы художника в таком плачевном состоянии. Эрвин шел послушно, цепляясь за мою руку, как ребенок — за материн подол. Мы так и сели за стол — рядом, не разнимая рук. Волосы у Эрвина были давно не мыты и свисали неопрятными перепутанными прядями. Лицо осунулось, глаза покраснели, словно он в последние дни забывал о сне и пище.
А на руках у него почти сошли постоянные пятнышки разноцветной краски — и это был самый тревожный признак. Ведь он означал, что Эрвин уже долгое время не заходит в свою мастерскую.
— Кажется, вы упоминали, что Патрик Морель был вашим другом, — начала я осторожно. Некоторые нарывы лучше вскрывать сразу. — Расскажите мне о нем. Вы давно знакомы?
Эрвин судорожно вдохнул и почти до боли сжал мои пальцы.
— Уже семь лет. Со времен учебы в Университете Иль-Ситэ, в Лютье.
— Получается, вы сблизились в студенческие годы?
— Да. К слову, дипломов мы так и не получили, — Эрвин улыбнулся — болезненно и натянуто, но это все же была улыбка. — Я забросил науки ради мольберта, а Пэтси — ради сцены. Денег вечно не хватало, приходилось подрабатывать в самых разных местах. А потом Пэтси предложил безумную идею — оставить родной край и сбежать в Аксонскую Империю…
Эту историю я хорошо знала. Эрвин частенько пересказывал в кофейне всем желающим байку о том, как он пешком пересек половину материка, потратив на это почти полгода, а потом тайком пробрался на паром — и так попал в Бромли. Оказавшись в столице без единого рейна в кармане, юный мистер Калле не растерялся. Используя свой незаурядный талант к очарованию немолодых женщин, он набился в «подмастерья» к известной в то время художнице, Николь Бонне. Она тоже была родом из Марсовийской Республики, тоже когда-то жила в городе Лютье, и, конечно, не могла отказать в помощи своему соотечественнику — бедному, но талантливому юноше… Но я даже не подозревала, что свой путь Эрвин начинал не один, а с Патриком Морелем.
— …в Бромли наши пути разошлись. Пэтси повезло — в театре Сен-Ирэн шел спектакль, в котором требовалась роль мальчика с сильным марсовийским акцентом. Потом антрепренер заметил Пэтси и взял его в труппу. Платить не стал, зато предложил еду, место для ночлега — и возможность учиться.
И, судя по всему, юноша времени зря не терял. Это для таких людей, как я — бесконечно далеких от театра и сценического искусства — триумф Патрика Мореля был сродни появлению новой звезды на небосклоне. Явление непостижимое, находящееся во власти лишь высших сил… На самом же деле за славой Мореля стояли годы упорной работы.