– Гретта, я готов лично работать сутками напролет под твоим руководством на благо нашего общего дела, особенно если оно будет прибыльным, – мягко начал подросток. – И ты это прекрасно знаешь. Я не хочу саботировать твою идею. Напротив, уже сейчас могу накидать список слабых зон и преимуществ, на которых можно сыграть. Но скажи мне, пожалуйста, где мы возьмем деньги на первоначальные вложения? Если ты знаешь способ одномоментно получить несколько сотен фионов, не обращаясь в банк, к ростовщикам и не грабя прохожих, то поделись им, пожалуйста. Потому что я понятия не имею, откуда нам взять такой капитал сразу, – тихо закончил он.
Пауза затягивалась. Я смотрела в распахнутые глаза своего помощника и видела в них отражение моего собственного отчаяния. Пожалуй, в этом мире никто не был мне так близок по духу, как Ясень. Именно он понимал мое стремление к независимости, он одобрял мое желание иметь свои собственные деньги и разделял мою свободу мысли.
Прошедшие дни не только я ломала голову, как дальше содержать новых домочадцев. Каждый день я видела этот вопрос в болезненных складках на мальчишечьем лице, видела в нем отражение своей злости на себя за то, что наша «семья» экономит на необходимом. Нас беспокоила одна и та же мысль, даже если мы не делились ею друг с другом, но она витала в воздухе, третируя и лишая сна.
И всё-таки ему было хуже. Он заранее знал, что может произойти, и теперь неистово казнил себя за то, что не смог собрать больше денег. Молча, не позволяя себе жалости и не прося понимания, он тащил это чувство вины изо дня в день. Наверное, это и послужило толчком для моей повышенной мозговой активности.
И теперь, глядя на мое застывшее лицо, он понимал, что ответа у меня нет. Горькое понимание, отнимающее силы и надежду.
– Я знаю, – вдруг решительно раздалось из-за моей спины.
***
– Скажи на милость, давно ты этому научился? – пыхтела я, отогревая примерзшую обувь своих домочадцев. Недовольные слуги, со вкусом бранившиеся еще пять минут назад и поминавшие кое-чью мать, выдохлись и покорно ждали высвобождения из ледяного плена.
– Да оно само как-то получилось. Понятия не имею, почему обратно не выходит, – жалобно бурчал подросток, орудуя стамеской у ботинок дворецкого.
Более подходящего момента для объявления своего присутствия клят выбрать не смог.
Первой взвизгнула Мира, не иначе, как от неожиданности, разглядев прячущегося под моими волосами чертенка. Вслед за ней воинственным воплем откликнулась Берта, потрясая внушительными кулаками, и конюхи, с лихим хэканьем кинувшиеся прибивать «нечистую пакость».
Мои крики и попытки прикрыть ребенка потонули в общем гвалте лиц, не знакомых с нашей мелкой безрогой нечистью. Я так растерялась, что не сообразила даже увернуться, а перепугавшийся за целостность чертенка Ясень просто колданул по площади пола своей фирменной микро-заморозкой, приклеив подошвы остальных к доскам.
А обратно отклеить не смог.
– Что ж за лёд такой, даже плавится с трудом. Уверен, что заклинение невозвратное?
– Не знаю, но эту воду я больше не чувствую. Только не пинайтесь, Миром прошу, – взмолился он, отколов последний кусок от ботинка Феликса. Тот подумал минутку, прикрыл глаза и неохотно отодвинул ногу.
– Ах ты ж кабздюк мелкий, я тебе такую трепку задам, уши обратно себе будешь примораживать, – тихо сатанел Яким, которому приморозило портянки.
Опасливо покосивший на злого деда, Ясень поспешил отойти к Мире, вынуть ее из домашних сапожек и усадить на стул. Остальные разуваться отказались, вслух мечтая о том, как напинают освобожденной обувью под задницу одному недомагу.
– Честное слово, не специально, – побожился он. – Зато пока познакомьтесь с мелким.
– Сам знакомиться не буду, а вот с топором эту тварюшку познакомлю с радостью, – грозился Анри, дрыгая скованными ногами.