— Значит, месть, — кивнула я, отставляя почти полную чашку. Пить не хотелось, сладкого — тем более.
Бедный Арч-младший! Но от сердца, признаться, отлегло. Значит, он погиб не потому, что был знаком со мною, а по нелепой случайности.
— Очевидно, — вздохнул Эллис. — Понять бы ещё, зачем ей сдалась власть над духами… Впрочем, у сумасшедших бывают странные желания. Алманец, на которого мисс Дилейни работала в то время, пытался удержать её от слишком заметных действий, но не преуспел. Отравление состоялось, — невесело улыбнулся он. У меня сердце сжалось при воспоминании о сыне полковника Арча, погибшем так нелепо. — Виржиния, могу я воспользоваться вашим гостеприимством до вечера? — спросил вдруг детектив. — Мне к шести надо вернуться в Управление, до дома час добираться, а я вторую ночь на ногах… Хотел сообщить новости и отправиться вздремнуть, но немного не рассчитал.
— Вы можете рассчитывать на комнату для отдыха на первом этаже, но кроватей там нет, — качнула я головой. — Если хотите выспаться по-настоящему, вам стоит обратиться к Мадлен. Наверху есть гостевые апартаменты, как вы помните, но отвечать за неё я не могу.
Эллис колебался мгновение, не больше.
— Обращусь. Вот уж действительно, я теперь как настоящий разрушитель репутации. Но ведь репутацию на самом деле рушат сплетни, верно? — подмигнул он.
Я уверила его, что сплетников среди нас нет. Детектив залпом допил остывший чай и отправился на кухню — выпрашивать у Мадлен ключ от верхних комнат, очевидно. А за окном ветер, притихший было, набросился на город с прежней силой. Над мостовой пролетела скомканная газета и взмыла над крышами. Меня охватило ощущение, что наша история несётся к концу столь же стремительно и неуправляемо… Но Эллис преспокойно обосновался на втором этаже и уснул. И Мэдди тоже была весела и жизнерадостна, невзирая на нотации Георга.
С полудня кофейня начала заполняться гостями, а они принесли с собою разговоры и смех. Собралась вся честная компания, за исключением Луи ла Рона. Миссис Скаровски по-прежнему трудилась над поэмой, сидя за отдельным столиком. А Эрвин Калле привёл новую пассию, заносчивую восточную дикарку Тессу Сеттер, изображающую коварную куртизанку с Эльды. Как новое лицо, она имела успех бурный, но быстро преходящий, потому что за экзотичностью не стояло ни таланта миссис Скаровски, ни острого ума старой леди Клампси, ни безупречного стиля и красоты Эмбер.
«Может, моё беспокойство — пустое?» — подумала я, вслушиваясь краем уха в такие привычные разговоры.
День шёл своим чередом, пока в три часа мальчишка-газетчик не постучался с чёрного хода и не передал простой белый конверт, тонкий и совершенно сухой. Мадлен передала мне послание в зале, улучив момент. В конверте могла поместиться разве что сложенная вдвое записка, потому после некоторых колебаний я вскрыла его, не опасаясь найти очередную отравленную прядь волос.
Внутри оказалась карточка с посланием, коротким и абсурдным:
«Если желаешь видеть живым дорогого тебе человека, в пять приходи к докам на Лоуленд-стрит, к ангару, перед которым лежат две перевёрнутые лодки и старая телега. Мои слуги следят за тобой, не вздумай выкинуть какой-нибудь фокус или пытаться позвать на помощь. Опоздаешь или будешь не одна — твоему колдуну не жить.
Клянусь кровью ши».
Я перечитала эти строки дважды — и всё же не выдержала, рассмеялась. Неужели Финола настолько отчаялась, что надеется поймать меня так глупо и грубо? Думает, что я поверю?
Зря.
Впрочем…
Стоит посоветоваться с Эллисом. А он наверняка сообразит, как повернуть замысел «дочери ши» против неё же.
— Что-то забавное, леди Виржиния? — полюбопытствовала миссис Скаровски, которая сидела за столиком по соседству. Её тетрадь, переложенная черновиками поэмы, распухла втрое. — Неужто пламенное признание от почитателя?
— В некотором роде, — улыбнулась я. Можно ведь считать Финолу преданной поклонницей, чьи чувства не ослабевают уже несколько лет?
— Ах, как романтично! — воскликнула поэтесса, и глаза её за толстыми стёклами очков увлажнились. — Добавлю-ка я любовное письмо в восемнадцатую главу.