- Он скоро умрет. Она его убивает. Не хочет, но убивает, и ничего с этим не сделает. Если они найдут деньги, она превратит его, но судя по его состоянию, денег у них нет. Иначе она не довела бы его до грани.
Я еще раз посмотрел и понял, что она права. Это было видно и невооруженным глазом. Если знать.
- Смотри.
Она поймала взгляд первого попавшегося парня, проходящего мимо, и он на глазах вдруг напрягся и приостановился, глядя на нее со странной смесью удивления и почти болезненного узнавания.
- Катя, прекрати. От чар один вред.
- Откуда ты знаешь?
- Черныш мне демонстрировал, в порядке эксперимента. Потом башка как с похмелья два дня трещала, никакими таблетками не уймешь. И не забудь про кошмары.
Нехотя Катя сделала несколько театральный жест, будто сдувает с ладони пыль. Парень вдруг резко отшатнулся и быстро пошел вперед, не оглядываясь.
- Иногда мне хочется узнать, что вы при этом чувствуете… - сказала она. - Но я уже никогда не узнаю.
- А Черныш не… - но я не стал продолжать, как только посмотрел на нее. Уверен, он превратил ее в здравом уме и твердой памяти, безо всяких чар и ментальной анестезии. Это так на них похоже - ничем не засоренный, чистый опыт, никаких иллюзий изначально. Союз в жизни и в смерти, навечно, только вечность очень уж быстро закончилась. Во всяком случае, для Черныша.
- Наверное, было чертовски больно, - сказал я наконец.
- Да, - ответила она, интонацией закрывая вопрос. Честно говоря, я и не собирался развивать тему. Я и так знал больше, чем хотел.
Об этом рассказал мне Черныш, который по непонятной причине с детства считал меня своим лучшим другом. На мой взгляд, между нами было минимум общего, но кажется, он видел что-то, чего не видел я. Можно сказать, я любил его по-своему, за странность, наивность и богатую фантазию. Потом появилась Катя Климович - я помню, как мы впервые увидели ее в приоткрытую дверь аудитории. Уже тогда он разглядел в этой пустышке нечто и впоследствии вытащил это нечто на поверхность, чтобы и другие получили возможность это увидеть. Он вывернул ее наизнанку и доказал, что это и есть ее настоящая суть.
Только Черныш мог перевестись с учфина на филфак - просто потому, что ему было безразлично, на какие лекции ходить, а там Катя была ближе. Я не заметил, как привык к нему, мне интересно было наблюдать за его взаимоотношениями с людьми, с Катей, слушать все, что он имел потребность мне рассказывать. Это было настоящее качественное риэл-ти ви.
Потом его убили, и дверь приоткрылась - не в другую реальность, а очень даже в нашу. Но после смерти у него не исчезла потребность во мне, а наоборот, будто обострилась. Почему я продолжал поддерживать эти отношения? Может, потому, что Черныш-вампир очень мало отличался от Черныша-человека. Может, потому что бояться его было нечего - убийства и несанкционированные превращения, как он сказал, караются смертью. Это и понятно - незаконно превращенным выплачивалась нехилая компенсация, а разрешение само стоило больших денег. Угадайте, что выгоднее властям?
А может, это просто стало гораздо интереснее. Он менялся - с одной стороны, а с другой долго оставался собой. Он умирал от хохота от предположения, что песня Земфиры “Мачо” - про врача-венеролога, но когда однажды я спросил, как, по его мнению, называется варенье из фейхоа, Черныш посмотрел на меня пустым потусторонним взглядом и сказал: “Без понятия. А на фига тебе это надо?”…
И все прочее в этом роде.
Черныш рассказывал мне все, включая то, что мне (как и любому человеку) знать было нежелательно, и подозреваю, что за это тоже по головке бы не погладили… но во мне он был уверен. Да и кому я могу настучать? Я, простой смертный, в городе простых смертных. И непростых.
Но тоже смертных.
Когда его убили повторно - на этот раз окончательно - Катя сообщила мне об этом двумя короткими словами и бросила трубку. Я перезвонил, и через три-четыре бросания трубки она ледяным тоном сообщила, что он изменил троих - одного за другим - просто потому что не мог заставить себя их убить. Хотя убил бы он их или нет - для него исход был все равно неизменен. Его могло спасти одно - если бы он заплатил за них, как в свое время заплатил за Катю. Только тогда он получил компенсацию, как жертва, а теперь… у него и близко не было таких денег. Даже на одного, не говоря уже про трех.
С тех пор я не видел Катю - до сегодняшнего вечера.
- Где ты сейчас? - спросила она внезапно. Я внезапно понял, что мы дошли почти до главпочтамта, а она мне все еще ничего не рассказала. Не то чтобы я доверял ей - не больше чем можно доверять вампиру, хотя и бывшему другу. Вернее, другу бывшего друга. Положа руку на сердце, Катя никогда не была моей подругой. Кажется, как при жизни, так и после она терпела меня лишь потому, что меня любил Черныш, а об истинных ее чувствах я мог только догадываться.
- Работаю в планетарии.
- Да? Как интересно. Лекции малолеткам читаешь? Про черные дыры?
- Вроде этого.
- И много платят?
- На жизнь хватает.
Она хмыкнула, но ничего не сказала, только немного сильнее сжала руку.
- Классная у тебя курточка…
- Катя, что тебе надо? Ты же сказала, что это не ждет, а сама вот уже час варишь воду. Думаешь, у меня нет других дел, кроме как прогуливать тебя по городу?
Я сказал совсем не так резко, как это может выглядеть, но она остановилась.
- Не подготовился к очередной лекции? Какого хрена ты выпендриваешься, Воронцов? Имей терпение и поверь, что я делаю это исключительно ради тебя. Ты мне еще спасибо скажешь.
Как я уже сказал, доверять ей у меня не было повода. Но бояться ее - еще меньше. Насколько я знаю, за нападение их казнят, а это весомый аргумент в пользу моей личной безопасности.
Хотя в случае с Чернышом аргумент оказался бесполезен.
Катя больше не пыталась быть любезной, просто шла рядом, неслышная, как тень.
- Извини, - сказал я.
- Да ты тут при чем, - огрызнулась она, - будто в тебе дело.
- А в ком?
- А вот не знаю, в ком. - В ее голосе засквозила растущая горячая злость. - Если бы я знала, Воронцов. Дело в том, кто все так расчудесно устроил. Мы, получается, кругом должны - за эти кормушки поганые, за каждую дозу, даже, блин, за шприцы. Вы - венец творения, а мы - нежить, и с нами можно не считаться.
- Оглянись. Мы тоже платим за продукты, Катя, не забыла?
- Да, но почему мы должны платить еще и за то, что существуем? Черныш рассказывал тебе про страховку?
- Да. Вы платите каждый месяц, а иначе вас ликвидируют.
- И ты считаешь, что это справедливо?
- Вечные вопросы пролетариата… Справедливо-несправедливо. По отношению к нам - возможно.
- И почему это?
- Ну, наверное, потому, что мы не пьем вашу кровь, чтобы жить.
- Как остроумно. Ты рассуждаешь, как…
- Как человек? Я и есть человек, Катя.
- Да, ты человек, а я нет, но разве это значит, что с нами можно поступать как со скотом? Хотела бы я знать, кто придумал все эти “нельзя”. Кто решает, кому жить, а кому умереть. Хотела бы я посмотреть ему в глаза.
- И что бы ты сказала?
Катя глубоко вздохнула и скомкала пустую пачку сигарет.
- Он ни в чем не виноват. Он сам жертва, и выбора у него не было.
Он - Черныш, это было ясно. Черныш, не покидавший ее мысли ни на минуту, что бы она ни говорила. Это была правда, но… не вся правда.