Екатерина Годвер
Кофе, космос, красный плед
Старик Клод Денбо пропал.
Со слов домочадцев выходило следующее. Вечером накануне он, как положено уважаемому отцу и деду, дремал в кресле в гостиной. Сыновья потягивали пунш и обсуждали будущий урожай, женщины вязали, дети возились на ковре перед камином — идиллия! Клод иногда открывал глаза, чтобы раскурить любимую грушевую трубку и вставить слово-другое. В десятом часу он встал, набросил на плечи плед, которым обыкновенно прикрывал колени, и вышел из гостиной. А затем — из дому: как был, кутаясь в красный клетчатый плед и в тапочках на босу ногу: сапоги и вся уличная одежда осталась на месте.
Домашние посчитали, что старик ушел спать и забили тревогу только утром, когда тот не спустился к завтраку. Обыскали дом и двор, разослали гонцов по округе, а когда те вернулись ни с чем — вызвали полицию. Пока полицейский фиакр тащился из города, попробовали пустить собак, но безо всякого результата: лучшим гончим Резервации словно нюх отшибло.
Комиссар, мсье Рауль Браден, в выходной день любил проспать до полудня и совсем не хотел вылезать из теплой постели ради того, чтобы двадцать миль трястись на кочках до усадьбы Денбо. Он не торопясь принял душ и позволил себе вторую чашку кофе. Позволил бы и третью — но кофемашина ответила отказом (RoboKitchen Inc: «Мы заботимся о вашем здоровье!») и загрузила в стереосистему аудиокнигу о правильном питании. Пришлось собираться и ехать. Причем одному: помощник перепил накануне и сказался больным…
Утренняя прохлада сменилась жарой, а серостеклянные пейзажи города с его благословенной системой климатконтроля — зелеными просторами Резервации. На место комиссар прибыл в отвратительнейшем расположении духа. Один вид огромного дома и запах навозных куч навевал тоску.
Жан и Франсуа Денбо — два чернобородых верзилы в одинаковых фланелевых рубашках и панамах цвета хаки — смотрели с надеждой.
— По законам Резервации нам запрещено использовать дроны и флаеры — так что на вашем месте я бы особо ни на что не рассчитывал, — сказал комиссар сердито: двадцать миль тряски в фиакре отдавались ноющей болью пониже спины. — Мнемонический имплант пеленговать тем более противозаконно: Контора на это не пойдет.
— Но если есть угроза жизни… — заикнулся Франсуа.
— А она есть? Кто это докажет? — Комиссар развел руками. — Ваш отец — и вы вместе с ним — самолично голосовал за закон о приватности: что посеешь, то и пожнешь! Хотя попытка — не пытка… Возможно он имел в прошлом проблемы со здоровьем? Случались ли эпизоды потери памяти, дезориентации? Может быть, лунатизм?
— Старик был в своем уме и с виду здоров для своих лет, — сердито сказал Жан. — Ума не приложу, что на него нашло. Случись чего — он бы вызвал помощь, или запрос все равно был бы отправлен автоматически. Имплант у него с функцией контроля жизненных показателей, весной проходил техобслуживание.
Франсуа кивнул с самым глубокомысленным видом, на какой только был способен:
— Задал батя задачку, да-а-а.
Комиссар, исполненный дурных предчувствий, принялся за дело.
— Это деда в прятки играет, точно вам говорю: а потом кааааак выыыыскочит! — заявил Денбо-младший, семи лет отроду, после того, как выыыыскочил на комиссара на чердаке.
— Дед в путешествие отправился, — сказала Денбо-младшая, которую комиссар обнаружил в стогу у конюшни, с книжкой в руках. — Как настоящий космопроходец!
— Старый хрыч опять обиделся на какую-нибудь глупость и решил доставить нам проблем… И вам, мсье комиссар, — протянула Мария, жена Франсуа, кокетливо улыбаясь. — Знали бы вы, какой у него скверный характерец!
— «Опять» обиделся? — насторожился комиссар.
— Франс хотел оформить на отца опекунскую доверенность, — охотно пояснила она. — Все же девяносто лет почтенный возраст, мало ли что? И ум уже не тот. А старик ни в какую! Да еще Жан с мегерой своей на уши присели: потребовали большей доли в завещании, мол, дети подрастают у них.
— Наверняка эта змея Мария что-то задумала, мсье комиссар, — быстро зашептала Люсьена Денбо, супруга Жана, зажав комиссара в углу. — Хотят облапошить старика… Вы уж проявите бдительность!
— Непременно, мадам, — пообещал комиссар, бочком протискиваясь к «тревожному» пульту — единственному очагу цивилизации в усадьбе. Нужно было связаться с начальством.
Командор Лавграв тоже любил в выходной день поспать до полудня. Комиссар уставился на заспанное лицо на экране с надеждой; но через минуту надежда эта — на то, что старик Денбо подался из Резервации в город, а не в противоположную сторону, и его засекли дорожные дроны — развеялась, как дым.