– Войдите.
…Пожалуй, я ожидала увидеть в этот поздний час кого угодно – Эллиса с очередной безумной догадкой, Паолу с новостями о какой-нибудь невероятной выходке Лиама, миссис Аклтон с жалобами, дядю Клэра с непременной порцией едких нотаций… Но только не Лайзо!
Он улыбался; присутствие Мадлен его, кажется, нисколько не смущало, как и её не удивил столь поздний визит, впрочем.
– Доброй ночи, Виржиния.
– Вы рискуете, – вздохнула я, откладывая бумаги на столик. Затем мысленно отругала себя за безрассудство, напомнила о том, что Мэдди вряд ли годится на роль настоящей компаньонки… Но всё же сказала: – Закройте дверь, пожалуйста. Вы бы не приходили в подобное время, если б хотели, чтоб этот разговор мог кто-то случайно подслушать.
– Собой рисковать я люблю, – усмехнулся он, задвигая щеколду. Звук был похож на сухой револьверный щелчок. – Но только собой. Но вам бояться нечего, никто меня не видел. Даже этот красноволосый демон, не к ночи будь он помянут.
– А что не так с дядиным камердинером? – удивилась я мельком. Да, конечно, Клэр не стал бы нанимать обычного человека, но раз он спокойно отпускает мальчиков с Джулом, значит, можно говорить хотя бы о безупречной преданности.
– Да лицо уж больно знакомое, – ворчливо отозвался Лайзо, присаживаясь на подлокотник моего кресла. – Стал вспоминать, и вдруг… Что вы так смотрите? Нельзя?
Взгляд у него стал настолько лукавым, что у меня не осталось душевных сил хорошенько рассердиться. С показной холодностью я указала ему веером на колченогий стул с жёсткой спинкой, прислонённый к шкафу.
Мэдди хихикнула в ладошку.
– Вижу, вы в прекрасном настроении, – вздохнула я. Лайзо без споров уселся на стул, правда, задом наперёд, развернув его спинкой ко мне. – Даже не догадываюсь о том, что же вас так развеселило. Но, право, воздержитесь от вольностей. Я чувствую, разумеется, что сейчас вы не желали делать ничего, что задело бы мою честь… или гордость. И, разумеется, вы не собирались насмехаться надо мною. Не могу не признать, что прошедший год меня сильно изменил, во многом из-за Эллиса… Сейчас я уже чаще всего лишь следую правилам, а не чувствую, как правильно. Вы же делаете всё, чтобы я окончательно перестала ощущать себя… леди. И уважать.
Я договорила и умолкла, ошеломлённая собственной речью. Мне всего-то хотелось сделать ему замечание, поставить на место, как обычно, раз уж он решил демонстративно перейти черту, причём в присутствии Мадлен… Но потом словно накатило что-то, неудержимая волна обиды на саму себя, на него, на правила; затем – стыд и растерянность.
Лайзо тоже был удивлён, кажется. По крайней мере, лицо его утратило простоватое выражение, обычное в таких ситуациях. Он вновь стал похож на лётчика или путешественника, а не на слишком нахального слугу.
Вдруг моего плеча что-то коснулось. Я вздрогнула, обернулась и встретилась взглядом с Мадлен, серьёзной и немного испуганной. Она успокаивающе погладила меня по руке – и встала за спинкой кресла, как неподкупный страж.
– Простите, я забылся, – произнёс Лайзо странным голосом, более глубоким и низким, чем всегда. – Не думал, что вы воспринимаете это… подобным образом.
«Я и сама не знала!» – хотелось воскликнуть. Но я сдержалась, потому что осознала внезапно: это правда. Когда он приближался ко мне, когда брал за руку, звал по имени, смотрел в глаза… или, как сейчас, вдруг делал что-то невообразимое совершенно естественно, то правила и законы отступали. И образ леди Милдред, тот идеал, которому я следовала, растворялся без следа, а вместо него возникала незнакомка.
И эта незнакомка… пугала.
В ту самую первую встречу она взяла верх всего на одно мгновение – достаточно, чтобы машинально поправить причёску и приветливо улыбнуться в безрассудном стремлении понравиться. А леди, «та, что внутри», испугалась – и резко сказала «нет».
И что же… теперь?
Что со мной происходило, в конце концов?
– Не стоит беспокоиться, – заставила я себя улыбнуться, потому что пауза затягивалась, а Лайзо… Лайзо продолжал смотреть. И, кажется, видел меня насквозь. – День был долгим и очень утомительным. Тем не менее, я с нетерпением жду вашего рассказа. К слову, Эллис закончил исследовать медвежью шкуру?
Лайзо помедлил с ответом. А когда заговорил, то голос и манера речи сильно отличались от того, что я привыкла слышать. Так, словно передо мною вдруг оказался совсем другой человек, незнакомый и немного пугающий.
– Да, около получаса назад. И его догадки подтвердились. Аклтон рассказывал, что Джон Кирни раскопал в завале шкуру медведя с целой головой и устроил розыгрыш. Что потом стало с находкой, неизвестно. Однако та шкура, в которой Джон Кирни бежал через холмы, совсем другая. Во-первых, она ухоженная. Во-вторых, до недавнего времени она висела на стене как украшение – Эллис нашёл крепления на внутренней стороне. В-третьих, – Лайзо позволил себе усмешку, – мех до сих пор немного пахнет лавандой, хотя он был испачкан изнутри смесью из жира и сажи, а затем пролежал в сугробе целую ночь. Значит, за мехом ухаживали. И он никак не мог быть той самой шкурой, найденной в развалинах.
– Наблюдение интересное, – кивнула я. В затылке появилась странная лёгкость, как перед обмороком. Лайзо продолжал смотреть мне в глаза, и из чистого упрямства я не отводила взгляда, хотя чувствовала себя всё более неловко. – Но что из этого следует?
Мадлен вновь коснулась моего плеча, привлекая внимание, и тихо произнесла:
– Редкость.
Губы Лайзо дрогнули в улыбке.
– Не зря он тебя заметил. Да, Эллис тоже так думает. Хорошо выделанная медвежья шкура – большая редкость в этих краях. Найдём, кому она принадлежит – отыщем и убийцу. Или хотя бы след.
Я пожала плечами.
– Тогда стоит расспросить жителей деревни… Одного не могу понять – зачем вообще нужно было устраивать маскарад со звериной шкурой? Неужели нет более действенных способов убить человека?
Лайзо наконец опустил ресницы. Я глубоко вздохнула, отводя взгляд в сторону, и только тогда поняла, как напряжена была последнюю минуту. Грудную клетку словно стискивало невидимым железным обручем.
Огонёк в керосиновой лампе мигнул, хотя никакой сквозняк не мог, разумеется, проникнуть сквозь толстое стекло. Полумрак сгустился, и его иллюзорная тяжесть стала ощущаться вполне отчётливо. Стены сдвинулись и накренились… Я на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, то всё было по-прежнему, только к запаху старого дерева и ткани добавился едва заметный аромат вербены.
– Способы есть, – ответил Лайзо. – Но способ – это инструмент. Если вам нужен том с верхней полки, вы можете подойти и взять его сами. Или приказать слуге. Или попросить родственника либо друга. Или состроить невинно-беспомощный вид, бросая взгляды в сторону полки, чтоб поклонник сам догадался, как вам лучше услужить. Вы сопоставляете цель с теми средствами, которые имеются в вашем распоряжении… и выбираете единственно верный способ. Если прибегнуть к ошибочному способу, то все усилия на протяжении очень и очень долгого времени пойдут прахом.
Меня пробрало холодком.
Рассуждения были безупречно логичными и, пожалуй, сухими. Ни лишних эмоций, ни нравоучительных интонаций… Однако я отчётливо понимала, что за ними стоит что-то ещё. Не только размышления о том, почему Джона Кирни довели до гибели столь необычным способом, но и нечто глубоко личное.
– Кирни кто-то пытался убедить, что он становится оборотнем, – произнесла я очевидное только для того, чтобы не молчать.
– Эллис уже говорил об этом, – подтвердил Лайзо. У меня словно холодный комок в груди образовался; отчаянно не хватало привычных народно-просторечных интонаций и словечек. Насколько же такая мелочь, оказывается, делала любую беседу легче и непринуждённее! Словно раньше я ощущала прикосновения сквозь тёплую осеннюю перчатку, а теперь – уязвимой, голой рукой. – Но цели у убийцы могли быть и другие. Например, выставить Кирни сумасшедшим перед несуеверной частью деревенских жителей. А суеверную…