Глаза Таюи стали стеклянными. На поцарапанную поверхность стола упало пару капель. Канкуро положил руку поверх руки розоволосой. Та ошарашенно распахнула глаза, но не решилась посмотреть на брюнета. Вместо этого она всхлипнула, собираясь, и продолжила.
- Хидан изменяет мне. Я давно замечаю. Иногда это так очевидно, что хочется просто схватить его за волосы и ткнуть носом в чужие трусы или остатки помады на кружке. Но я сдерживалась. Потому что тогда он стал для меня просветом. Я заставляла себя прятать свою ярость, - Таюя сильно сжала руку Канкуро. Ещё несколько слёз упало рядом с предыдущими каплями, образовывая маленькие солёные озёрца. – Но он перешёл границы. Одна из его потаскух оставила на автоответчике сообщение, где интересовалась, будет ли сегодня у него его психопатка, или он один.
Таюя больше не останавливала слёзы. Слишком тяжело переживать что-то сначала в себе, а потом со стороны слышать себя же. Она жалела себя. Жалела Канкуро за то, что ему приходится это слышать. Жалела Тен за то, что так и не смогла с ней поделиться.
- Этот подонок всё ей рассказал. Какой-то чужой бабе рассказал то, что я доверила только ему. И этого я ему не прощу. Никогда, - ещё и ещё всхлип.
Она не поднимала глаз. Она ненавидела показывать кому-то свою слабость. И никогда не позволяла этого себе. Канкуро отпустил её руку.
«Ещё бы. Что может быть хуже и отвратительнее бабы в слезах и соплях», - с презрением к себе подумала Таюя, но тут встрепенулась.
Она не смогла поднять голову. Её к себе сильно прижимали мужские руки. Надёжно и крепко, гладили по волосам и успокаивали.
- Мне жаль, - пробормотал Канкуро. – Мне очень жаль.
Таюя доверчиво прижалась к парню подруги и обняла в ответ. Всё-таки он оказался замечательным. Зря она на него наговаривала Тен. Тен!
Таюя тут же отпихнула его и стала вытирать мокрые глаза.
- У тебя есть девушка, если ты забыл, кретин! И она моя лучшая подруга. Поэтому я не позволю тебе даже мыслью предать её! – грозно сказала Юя.
Канкуро грустно улыбнулся и сел прямо на пол, поднимая бутылку на свет. Там оставалось буквально на пару стаканов. Сабаку но ещё раз посмотрел на Таюю и приподнял бутылку в сторону Таюи, как будто произнося тост.
- У меня есть девушка. Которая мучается, потому что находится с человеком, которого не любит. Разве не так?
Молчание. Розоволосая просто ошарашено молчала. Она и понятия не имела, что Сабаку но об этом догадывается. Тен всегда с ним была сама нежность.
- Молчание – знак согласия. Не смотри на меня так. Я знаю, что она меня не любит, - Канкуро поднял бутылку и начал пить прямо из горла.
- С чего ты это взял? - попыталась оправдать лучшую подругу Юя.
- Потому что я любил её. И я знаю, что чувствовал тогда.
- Значит, сейчас не любишь? – с толикой презрения спросила розоволосая.
Канкуро опустил голову в пол.
- Люблю. Но мне слишком больно любить её дальше, - Собаку но поднялся, отряхнулся и посмотрел на розоволосую. – Мне правда жаль, что так получилось с Хиданом. Теперь я, пожалуй, пойду спать. Ты можешь лечь на кровати, я посплю на диване.
Юя сидела на кухне ещё полчаса, переваривая произошедшее. Алкоголь из её головы всё так же не выветривался. Но теперь, когда всё было рассказано Сабаку но, она чувствовала облегчение. Невероятное. Облегчение и спокойствие.
Наконец поднявшись со стула, она направилась в путешествие по квартире в поисках спальни. Диван и кровать стояли в одной комнате. На диване лежал лицом к спинке Канкуро и равномерно дышал. Таюя на секунду остановилась. Повинуясь неожиданному порыву, она сняла с себя лишнюю одежду и легла рядом, обнимая его со спины. Канкуро открыл глаза. Он грузно развернулся и сел. Розоволосая всё так же держалась за него. Как за последнюю надежду.
- Можно, я просто посплю с тобой. Пожалуйста, - тихо сказала Таюя.
Канкуро внимательно на неё посмотрел. После чего легко подхватил на руки и переложил на кровать, улёгшись рядом. Таюя обнимала парня лучшей подруги и засыпала только с одной мыслью. Она нашла своё утешение в Канкуро но Сабаку.
========== Часть 40 ==========
- Ты как? Мне зайти с тобой? – Тен всматривалась в стеклянные глаза Акимичи.
В руках ударник держал охапку жёлтых нарциссов. Как тогда, на их первом свидании, когда он боялся, что она не придёт. Что она решила пошутить, а он наивный дурак.
Акимичи Чоджи стоял в наркологическом диспансере прямо напротив палаты Киоры. И сейчас шутки закончились. Он и представить себе не мог, что всё окажется настолько критично. Тен сочувственно опустила руку ударнику на плечо. Тот никак не среагировал.
«Дура, опять ты всё испортила. Конечно, он паникует. Ещё если у Кио начнётся припадок, то одним ударом доведёшь обоих. Скольких друзей ты ещё подведёшь, Такахаши?»
Чоджи протянул ледяную и влажную от волнения кисть к ручке, но не повернул её. Больше всего ему хотелось зайти внутрь, но как потом жить с тем, что он там увидит? Это не милый пансион. Это клиника для наркозависимых.
«Соберись, жиртрест».
Акимичи прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. После повернул голову в сторону старой знакомой и вымученно улыбнулся.
- Спасибо, Тен. Я не знаю, как мне тебя за это благодарить. Но я хочу зайти к ней один. Если ты не возражаешь.
Такахаши удивлённо изогнула проколотую бровь, но покорно кивнула и отошла. Несмотря на все угрызения совести и сомнения, что-то подсказывало ей, что она сделала правильное решение. Поэтому она заставила себя успокоиться и просто верить в Чоджи.
- Я буду всё время здесь, если вдруг тебе понадоблюсь. Удачи, Чоджи, - Тен одобрительно улыбнулась и направилась к небольшому старому диванчику, где раньше частенько наблюдала бабушку Кио, вымученную и в слезах.
Ударник повернул ручку и открыл дверь. В палате было мрачно и пахло какими-то медикаментами. Ещё раз вдохнув, Чоджи сделал шаг.
Ворочая голову в поисках кровати, он отметил, что палата похожа на тюремную камеру. Только немного светлее. На узкой кровати с деревянной спинкой сидела миниатюрная, исхудалая девушка, раскачиваясь и буравя пустым взглядом потускневшую стену перед собой. Она даже не среагировала на то, что к ней кто-то вошёл.
У Акимичи в горле застрял ком. Все слова вылетели разом из головы. Она, как в лихорадке, раскачивалась и что-то беззвучно бормотала. Просто двигала губами, потрескавшимися до крови. И нужно хоть что-то сказать, как-то обозначить своё присутствие.
«А если она тебя не узнает? Как ты с этим будешь жить, жиртрест?» - зло подумалось Чоджи.
Глаза защипало. Просто вот так стоять, не имея смелости сделать хоть шаг, - вот он, самый страшный позор. Застыть в страхе перед выбором: вперёд или назад. Один шаг решит его будущее.
В горле всё ещё стоял комок. Но даже если бы он вдруг обрёл дар красноречия, Чоджи был бы не уверен, что нашёл бы нужные слова. В дрожащей опущенной руке всё ещё был зажат букет нарциссов. Их свежий, немного резковатый аромат даже перебивал запах прокварцованной палаты. Совсем чуть-чуть.
По щекам ударника крупными каплями катились слёзы. Слишком сложно. Слишком больно. Слишком нечестно. Почему она? Зачем? Зачем именно она оказалась в таком положении?
«Ты же пришёл за ней, а сейчас так просто отпустишь?» - пронеслась в голове упрекающая мысль.
Нет. Не отпустит. Ни за что. Чоджи сделал два широких шага к кровати. Кио, как в тумане, повернула голову и застыла. В глазах, её когда-то таких живых глазах, теперь был ужас. Чувство вины, удивление и самый неподдельный ужас. Но Акимичи переступил через себя, он спасёт её, чего бы это не стоило. Он такой огромный, а она такая маленькая. Кто ещё её сможет защитить?
Чоджи рывком обнял её, прижимая к себе и рухнул на колени у кровати. Она дрожала. Не пыталась вырваться, не кричала.