Есения Станиславовна упросила ничего не подозревающую Сильвестрину спуститься вниз за пирожными к кофе. Яся знала, что кафе на первом этаже с двух до трёх походило на взорвавшийся муравейник, из которого Силя не выползет минут тридцать-сорок.
Сама же Яся, проверив в пудренице свой безупречный макияж, без пяти три подошла к ново установленному на кухне кофейному аппарату. Сейчас, перед ответственным выступлением, ей очень нужен двойной эспрессо. Но, то ли подключили аппарат неправильно, то ли заправили неаккуратно, вместо того чтобы тонкой плавной струйкой наполнить чашечку, обезумевшая машина несколько раз щедро плюнула из обеих сосочков коричневой жижей.
Сильвестрина без пяти три у входа в лифт по счастливой случайности встретила директора и, узнав, что совещание сейчас начнётся, конечно же никуда не поехала.
Яся сначала не поверила, что это произошло с ней. Она застыла на кухне и в ужасе смотрела на тёмные, неживописные пятна на её белом платье. Она попыталась отмыть их водой, но получилось только хуже, всё размазалось. Яся судорожно соображала, что же делать. Сменной одежды в офисе нет. Послать кого-то к себе домой, уйдёт не менее часа. Она понеслась в дамскую комнату, стянула платье и снова попыталась отстирать, используя жидкое мыло. Жидкое мыло с вырывающим глаз цветом фуксии не только не помогло, но ещё и оставило на дорогой белой ткани розовые разводы. Яся тёрла и тёрла, не замечая, что плачет. Сделав, наконец, всё возможное, с раскрасневшимися руками, она включила сушку и подставила платье под горячий воздух. Когда Яся, вспотевшая и с кляксами туши под глазами, надела на себя сырое платье в светло жёлтых и розоватых потёках, на часах было три сорок пять.
В четыре часа в уборную заглянула Силя.
А в пять Силя и Яся сидели в кафе вестибюля, пили кофе и ели пончики. Яся была в Силиных джинсах и свитере.
– Меня спросили, кого бы я хотела взять с собой в поездку. Я сказала, что тебя, – улыбалась Сильвестрина.
– Запомни, мы не подружились! – Яся хмуро жевала пышный пончик, роняя на чужой свитер розовую глазурь.
КОФЕ В КАИРЕ
Каир – мегаполис, от которого мгновенно устаешь. Устаёт сразу всё: и глаз, и нервы, и душа.
Тянутся в небо тонкие резные минареты мечетей и пухлые разрисованные купола церквей, словно соревнуются, кто с восходом первый докричится до своего Всевышнего. Битые со всех сторон машины рвутся ухватить свой кусочек дорожного полотна, выпрыгивая друг перед другом, не соблюдая никаких правил и приличий.
Легко растеряться. Каир смущает.
Вот Вадим выехал из широких ворот роскошного отеля с зеркальными фасадными окнами, занеженный и расслабленный вниманием рецепции, уборщиков и портье, и, спустя каких-то пять минут, уже тоскливо взирал на вереницу высотных серых зданий, которые схожи с лицом восставшего из могилы зомби: чёрные пустые глазницы отсутствующих окон на фоне выцветших, серых, с грязными потёками от зимних дождей, стен. Эти многоэтажки долгие годы обречённо ожидают сноса.
Неожиданно из-за поворота выплывает зелёный густой парк с цветниками, но обрывается так же быстро. И снова серо.
В солидный молл Вадим ввалился с ощущением, будто долго ковылял по вязкому пыльному полю и вот, наконец, вошёл в дом, где можно облегчённо встряхнуться, выдохнуть и осмотреться. Но нет, не обольщаться! Здесь Вадим вымотался ещё больше: от обилия витрин и мелькающих вещей, призывающих себя купить. Техника, мебель, одежда, парфюмерия… Срочно становится очень нужным то, о чём доселе и не знал, и не задумывался. И сразу захотелось есть, пить, сладкого, солёного, японского, тайского, ливанского, итальянского. И сверху на это всё плюхнуть шоколадно-мятное мороженое. И залить кофе.
Когда этот клондайк излишеств и ненужностей был пройден, Вадим вновь тащился по центральным Каирским улочкам, не быстро и не медленно, рывками, то и дело натыкаясь на неуместно припаркованное авто или попрошайку, или на группы людей, отчего-то бесстрашно вальяжно пересекающих многополосную дорогу. Вот опять его взгляд растерян: вдоль двухметровых окон сверкающего бутика с пышными праздничными платьями, осыпанными сверху донизу звёздными стразами, многократно отражёнными в стёклах и зеркалах, едет деревянная телега. На фоне ослепляющей богатством витрины – старый, облезлый и понурый ослик с иссеченным плетью крупом вяло цокает и кивает своей печальной головой: «Да, да, милый, это Каир, со смесью блеска и нищеты».
Короткий день подходил к концу, и у Вадима уже голова шла кругом от масштаба городских контрастов.
Он захотел воды, остановился у киоска и с ужасом обнаружил, что кошелька нет. Телефон был бесполезен без отельного интернета, потому что карточку местную Вадим себе непредусмотрительно не купил.