– У вас это серьёзно?»
– А как же жена? – между прочим прыснула яду Катя.
– Она же жена, а я говорю про музу.
– По-вашему, жена не может быть музой?
– Может, но тогда она перестанет мыть посуду, забудет кормить детей, станет ещё капризней.
– Знаете, чем грозит женщине жизнь с нелюбимым человеком?
– Потерей ориентиров, отсутствием удовлетворения и прочее климатическое.
– Это всё ерунда. Главное – она становится бесчувственной.
Я ещё раз посмотрел на Катю.
– Это чьё? – уязвила меня цитата.
– Вашего друга Томаса.
– Чёрт, он уже наследил в вашем сознании, Катя.
– Надеюсь, это хорошее наследие. Я свободна, или что-то ещё? – вернула меня Катя в кабинет, где я нашёл её гордое лицо.
– Пока всё. Спасибо за журнал.
– Я влюбился в этот день ещё с детства, потому что в этот день всё можно было задвинуть до воскресенья. В окно заливался свет, никто не собирался вставать, на лицо были все признаки субботы.
– А что с понедельником?
– C понедельником у меня были особые отношения: он меня недолюбливал, я его тоже. Он приходил и начинал мне напоминать о работе. Мне было чем ответить: ему не нравилось, когда я сравнивал его со вторником или того хуже с четвергом. А дело в том, что все мы были по уши влюблены в одну роковую женщину – субботу. Вот с кем легко и непринуждённо текло время. Вот с кем хотелось провести всю жизнь.
– Знаешь, что я заметила: в субботу ты меня любишь больше.
– Сильнее?
– Да, сильнее чем работу, – улыбнулась она мне, когда я, жадно глотая воздух, разомкнул объятия и свалился с неё на спину. – Наелся и пошёл?
– Я здесь.
– Ушёл в себя, – погладила она нежно моё всё.
– Ага. Хозяйство пришло в упадок, – поцеловал я плечо Алисы.
– Поел, убери за собой посуду, – слышал я как она смеялась сквозь моё забытьё и отвечал ей:
– Не мужское это занятие.
– А какое мужское?
– Кофе будешь?
– Давай.
– Сахар нужен? – поцеловал я её в шею.
– А ты, уходишь? – тоже несла она какую-то околесицу.
– Ну куда я могу от тебя уйти?
– Куда уходят мужчины, к другой.
– Это было бы слишком просто, а я не ищу лёгких путей.
– А какие ты ищешь?
– К морю. Я хочу там жить.
– Так едем!
– Мы же только что оттуда. Не многовато ли тебе будет?
– Я за множественный оргазм.
– Сегодня он обеспечен, ты же помнишь, что вечером идём в гости.
– Какого чёрта сегодня тащиться в гости, когда можно дома разлагаться спокойно, заняться с тобою собой, к примеру, – положила лицо и обе ладони на мой живот Алиса, будто хотела врасти в меня.
– Снова любовью?
– Безумной любовью.
– Я сам не понимаю, зачем мы туда напросились, особенно ты, придёшь, протянешь свои красивые стройные ноги под обеденный стол. Там они будут бесполезно скучать, в обществе других – худых или массивных. А в губы будешь заталкивать салаты, горячее вилкой и заливать шампанским.
– Надеюсь, что там будет вкусно.
– Ну что, ты готова?
– Почти, – всё ещё лежала она в постели с закрытыми глазами, потягиваясь как кошка.
– Не забудь свои инструменты.
– Какие инструменты?
– Ну, там обаяние, шарм.
– А может быть, всё-таки не пойдём?
– Поздно, тем более надо человека поздравить.
– День рождения – это святое. Тем более там можно поесть.
– Ты же такая сдержанная за столом.
– Ты не знаешь, насколько неприлично я могу себя вести, даже я сама не знаю. Я бы сказала, что эта величина напрямую зависит от силы моей влюблённости. Только перестань улыбаться, это делает тебя ненадёжным, даже безответственным.
– А что такое ответственность, по-твоему?
– Не знаю. Знаю только, что она должна отвечать на все мои вопросы.
– Ты хорошо спала?
– Бывало и лучше, – засмеялась Алиса, встала, потянулась, и скоро я услышал какую-то знакомую песню из душа.
Я взял номер, вошёл туда, будто в роскошный номер отеля с колоннами и фотографиями на стенах. Пахло свежим ремонтом. В номере было буквально всё: от средств гигиены до руководства по эксплуатации собственного внутреннего мира. Пена для бритья в руках лакированного человека с щетиной мужества на одной странице, люди на баррикадах с пеной у рта на другой, снова обтянутый пиджаком молодой человек теперь уже у машины. «Он так и не побрился». Захотелось взять и вытряхнуть из журнала всех гламурных мальчиков и девочек и посмотреть, как они приживутся в реальном мире, оставь их без глянца. Мир хотел бриться, избавиться от щетины войны, голода, холода, недомогания. Цирюльников на земле хватало, каждый их них обещал комфортное бритьё, держа лезвие у самого горла клиента, почесал я шею. Чем я не клиент, пусть даже сижу в кожаном кресле со своим делом вокруг, такой же клиент. Все обещали, все мне обещали идеальное бритьё. А если они напортачат, то главное – успеть посмотреть с укором на соседа, и заставить посмотреть на него с таким же укором всех остальных цирюльников. Номер был скучный, мне вдруг стало жаль свободное время. Скуку оборвал телефонный звонок.