– Может, кофе вам действительно приготовить, Максим Соломонович?
– А что, он ещё не готов? А с виду такой серьёзный напиток.
– Как всегда? – спросила Катя, на автомате, прекрасно зная, что если не было солнца, то его могли заменить три ложки сахара вместо обычных двух.
– Я бы очень хотел как никогда, «но только не с тобой, Катя», – добавил я уже про себя.
Скоро аромат кофе ласково тёрся о мою щёку.
В жизни каждого бывают периоды повествования, когда атмосфера затянута плотно прозой жизни, ни диалога вокруг. То есть людей много, а диалога нет, потому что каждый несёт своё, приносит свои слова: «Пусть у тебя полежат, у тебя же сейчас всё равно никого и свободно, я заберу потом при случае». А случай тебе не нужен. Тебе нужно другое, другая, другие, несколько реплик, предложений, писем… Постоянных, греющих, подбадривающих, твоих.
Я пребывал в этой менопаузе уже довольно давно. Проза, проза, проза, как чернозём. Картошку вырастить можно, но хочется возделывать виноградник. Однако тот капризен, ему нужны впадины, холмы, долины, если о теле, климат – если о душе, рельеф – если об уме.
Инь: Сегодня целый день витала потребность к тебе на колени, и прижаться к напильнику щетины. С самого утра мне просто необходима постель из твоих объятий мясных, хочется нырнуть туда, убить поцелуями бледность своих губ и серость будней. Я знаю, что из зол отношений самое вредное: зависимость – быть, наркотик – вдвоём. Я подсела безбожно, да что там колени. Я вывернута, и меня колотит дрожь, небрежно рукою застеленная, когда ожиданием жмёт сама память. Моя карта памяти переполнена нашими поцелуями.
Янь: Вот видишь, они рвутся за рамки. Нормы, рамки – это то, что делает нас нормальными, но есть одно «но», если я буду нормальным, я тебе быстро наскучу.
Инь: Ты прав: с одной стороны, очень хочется безумия, с другой – комфорта.
Янь: А ты сейчас с какой?
Инь: У меня перерыв. Я пью чай. А потом на сторону.
Янь: Только не делай глупостей с кем попало. Я уже еду к тебе, любовь моя.
Инь: Ты ещё на работе?
Янь: Да.
Инь: Я думала, ты уже выехал. Когда освободишься?
Янь: Думаю, скоро уже поеду. А что?
Инь: Будешь проезжать мимо – позвони. Может, поженимся.
Янь: Есть повод?
Инь: Да, у меня утка в духовке.
Янь: Смотри не пересоли. Чтобы не получилось как в прошлый раз.
Инь: А как было в прошлый раз?
Янь: Я целовал её губы и шею, пока она плакала, настолько чувствительная, что всякая ерунда готова была испортить её настроение. После слёз обычно был секс. Она это знала, и я знал, продолжая утешать, выедая поцелуями её кожу, не понимая, зачем так было солить.
Инь: Отлично! Особенно последняя фраза. В этот раз даже не надейся, дождя не будет.
Янь: Тогда зонт не беру! Ты моя кнопочка.
Инь: Ядерная?
Янь: Двухъядерная.
Инь: То-то чувствую: в последнее время у меня крыша едет. Я схожу с ума.
Янь: Подожди, я схожу с тобой.
Три ночи, и город всё тише жабрами, как уставшее огромное животное. Он кормится загулявшими парами Невского, ночная охота подходит к концу, дичи всё меньше в его железобетонных клыках кровоточит пословица: не рождаются динозаврами – ими становятся. Зверь медленно засыпает. Его мощное тело смыло с дорог транспорт. Пар стало заметно меньше, всё больше одинокие путники с пивом в руках, вот и вся ночная романтика, на берегу Невы, мраморными губами зализан. Под светомузыку жёлтых светофоров, которые мерцали на перекрёстках своим безразличием к ПДД, я доехал до дома. Я бы тоже мог уснуть и стать доисторическим ископаемым, но мысли, чёрт бы их побрал, будто жажда ночной жизни, даже третьему глазу не даёт сомкнуться. Деградирую, это и есть эволюция, я чувствую в себе динозавра, как город в ночи, я тоже не досыпаю. Я заглушил двигатель, достал из сумки бутылочку пива, и луна качнулась мне одиноким светильником. Перед домом был сквер, разрезанный по диагонали асфальтом. Я нашёл точку зрения, через лобовое наблюдая, как по дорожке шла женщина. Женщина как женщина. Надо же было куда-то смотреть. Неожиданно две тени догнали её, выдрали сумку из дамского гардероба и рванули в мою сторону.