Ложусь рядышком с ним и тоже проваливаюсь в глубокий сон.
***
20 ИЮНЯ
Странный запах… Что это? Неужели? Не может быть! Это что – блинчики со сгущёнкой? Но… как?
Открываю глаза. Вчера я так и не смыла макияж. Прячу веки рукой, но Тёма отодвигает мою ладонь, стоит на коленях перед диваном.
– Здравствуй, милая.
– Здравствуй… Мне надо в ванную… Я быстро…
– А я уже всё сделал! Пойдём, ты будешь валяться в ванной, а я тебя буду кормить.
Смущаюсь, но недолго. Скидываю халат, не без удовольствия наблюдая за появляющимся на щеках мужчины румянцем, и ложусь в ванну, полную пены.
– Подожди чуть-чуть. Я мигом.
Он хлопнул дверью. Что ещё придумал? Вот сумасшедший!
Вода становится всё прохладнее, а Тёмы нет. Волноваться? Хотя не стоит, я от этого так устала… Будь что будет.
И снова раздался хлопок.
Он как вихрь ворвался в ванную, а на меня что-то посыпалось. Что это? Жмурю глаза. Лепестки роз! Точно умом тронулся.
– Прекрати, прекрати! – Но лепестки не прекращают сыпаться. – Хватит, Тёма! Мне уже холодно!
Большое подогретое полотенце – он обёртывает меня, словно ребёнка, и несёт на кровать. Усаживает в подушки, накрывает одеялом и смотрит в глаза. Я смущаюсь. Он снова вскакивает, бежит на кухню, несёт остывшие блинчики и начинает кормить меня из своих рук. Потом откуда-то появляется клубничный торт.
– Таня. Я понимаю, что это сейчас будет выглядеть странно, но позволь…
– Ты о чём?
– Не перебивай, прошу тебя…
Вся во внимание.
– Я хочу сделать то, что должен был сделать ещё много лет назад, – он достал красную бархатную коробочку и открыл её. О, не-е-е-ет. – Ты была, есть, и, по-видимому, останешься моей единственной. Той, которая не может затмить ни одна самая красивая девушка…
– Прекрати немедленно! Я не хотела!
– Но так случилось…
– Я не могу принять его… Оно… оно просто прекрасно. Мне никто не дарил таких вещей. Но это слишком дорого. Ты ставишь меня в дурацкое положение. Как я объясню?
– А я всё придумал! Ты просто скажешь, что это ненастоящий камень – и всё! Бижутерия! Сейчас же модно… Можно я тебя поцелую? Ты такая невинная, когда не накрашенная.
А что? Неплохая отмазка, правда?
Он был бесконечно нежен со мной, не так напорист, как в тот вечер в Жениной квартире, и очень умело угадывал желания ещё прежде, чем они появлялись в моей голове.
Тёма… Мой Тёма… Мой мальчик из Питера. Я была почти уверена, что мы больше никогда не увидимся.
– Любимая моя, я только твой. Я в твоей власти и ничего не могу с этим поделать.
И я тоже в твоей власти. И, слава Богу, что ты этого не знаешь.
***
21 ИЮНЯ
Рассвет в его объятиях прекрасен. Я вижу любимые, полные надежд глаза, в которых отражается вся вселенная. Готова поглотить всего целиком, лишь бы сохранить его для себя. Но, видимо, не судьба…
– Мне скоро уезжать…
Ком в горле. Как же тяжело это слышать, но я должна привыкнуть.
– Тёма…
– Только скажи – и я останусь…
Молчу.
Молчу из последних сил.
Но ломаю себя.
Отпускаю.
Отпускаю, словно отрывая от себя часть души…
– Понял… Значит, не судьба?
– Как Бог даст, Тёма. Как Бог даст…
– Знай: позвони, позови – и я приеду, я заберу тебя, заберу навсегда. Только скажи, что я тебе нужен.
***
18 МАЯ. 11 МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ
Я не жалею, не зову, не плачу.
Снова здесь. Пишу тебе… Потому что больше не могу держать в себе все те острые, болотные чувства, что накопились с того тёплого июньского утра.
М-да… Тёма вернулся в Питер. Мы не звоним друг другу, только изредка перебрасываемся парой фраз в сообщениях мессенджера. Так, ни о чём.
Мои отношения с Сергеем заходят в такой глухой тупик, из которого, даже имея желание выйти, выбраться было бы непросто. А желания-то нет и в помине… Мы планомерно отдаляемся друг от друга. Становимся не мужем и женой, а, скорее, просто добрыми соседями, и это меня поначалу даже устраивало. Я занимаюсь своей карьерой, он – своей. Я не понимаю и не принимаю его друзей, а он – моих.
В конце концов, в какой-то момент пришло осознание того, что одной мне будет жить даже легче и естественней. Ужасно звучит, но если ты чувствуешь себя одинокой, имея мужа, гораздо лучше найти в себе силы и разорвать такие отношения. К сожалению, в моей жизни уже имел место быть горький опыт применения ложной морали, и я не переживаю о том, что сыну всего два года и о том, что в глазах родственников предстану матерью, лишившей сына отца.
Единственное, что меня действительно беспокоит, – это то, как моё решение может повлиять на здоровье мамы. У неё слабое сердце, а так как всю свою жизнь она посвятила детям, то любое неприятное с её точки зрения событие, произошедшее со мной или с братом, незамедлительно сказывалось на её физическом и моральном состоянии. Развод, да ещё инициатором которого стала бы я сама, мог запросто отправить её на больничную койку.