– Андрей Витальевич, я, вообще-то, работаю, и мне пришлось взять несколько отгулов.
– Работаете? Ну, работа дело такое… она не волк, в лес не убежит.
Очень смешно, да? Кому как, а кого-то эта самая работа почище волка загрызть может.
Приехали. От Питера посёлок был минутах в пятнадцати езды. Судя по богатым домам, пусть и страдающим недостатком элегантности, он пользовался популярностью в девяностые годы у тогдашних, скажем так, удачливых предпринимателей.
Остановились. Дом и впрямь не по семье… Три этажа, площадь, наверное, не меньше трёхсот квадратов. И зачем им это?
Участок не успеваю рассмотреть: меня под руку ведут в дом.
Обстановка, конечно, та ещё… Сразу видно, что денег хватает, а вот со вкусом у родителей Тёмы проблема. Всё помпезно до смеха. Не хватает только статуй в греческом стиле и ангелочков на пололке.
– Танечка, здравствуй, дорогая! – «Я уже дорогая? Надо же». – Проходи. Проголодалась, поди? Садись за стол.
Валентина Георгиевна – женщина полная. Явно плюнувшая на себя давным-давно и живущая лишь работой и семьёй. Лицо открытое, можно сказать, даже доброе.
– Да не успела я особо проголодаться, если честно…
– А это ничего! Сейчас тебе Андрей Витальевич такой наливочки нальёт, что аппетит появится такой… у-у-у-ух!
Вот только мне ещё «у-у-у-ух» какого аппетита не хватало. И так война объявляется каждому лишнему килограмму.
– Ох, я старый болван! – Андрей Витальевич артистично бьёт себя по лбу и куда-то убегает, потом быстро возвращается с большим графином чего-то мутно-бардового. – А давайте-ка выпьем за Танин приезд!
Ну давайте выпьем. Тут и впрямь без ста грамм не разберёшься.
Выпили, закусили.
Судя по количеству закусок на столе, не нужно было владеть методом дедукции, чтобы понять: к моему приезду тщательно готовились.
– Валентина Георгиевна, я к вам, собственно, по делу…
– Ах, это… Конечно. Передайте Татьяне, что я очень ей благодарна за столь скорый возврат долга.
Не очень-то из вас, Валентина Георгиевна, актриса… Так себе… Переданный мной конверт был молниеносно засунут в один из многочисленных кухонных шкафчиков.
Посидели за столом, ещё выпили, снова поели. Говорили обо всём. Обо мне расспрашивали мало, казалось, что они и так обо мне всё знают, хотя видели впервые.
Темнело. Я начала ощущать невероятную усталость, и, очевидно, это было заметно.
– Танечка, вы, наверное, поспать хотите? Ах, я, хозяйка, дурная-то! Машенька! Ма-а-а-ашенька!
Машенькой оказалась тётенька возрастом и комплекцией удивительно напоминающей саму Валентину Георгиевну.
– Машенька, постелите, пожалуйста, нашей гостье в бордовой комнате.
– В бордовой? – искренне удивилась та.
– В бордовой! – голос, не терпящий возражения. Сразу стали заметны нотки голоса бывалой бизнесвумен.
Благодарю за радушный приём, отмечаю отличный вкус всех блюд, особенно потрясающую наливочку. Поднимаюсь наверх в «бордовую» комнату.
Комната как комната. Большая кровать, шкаф-купе размером с мою лоджию… Из комнаты дверка – опа – ванная с туалетом. Отлично. Ненавижу бегать по этим заведениям в незнакомом доме.
Сильно не распаковываюсь, достаю футболку хоть и видавшую виды, но в которой так приятно спать, и ложусь. Почти сразу отключаюсь.
***
12 АВГУСТА
Снов я не видела, словно провалилась в яму. Проснулась оттого, что мне показалось, будто кто-то настойчиво пытается открыть дверь в мою комнату. Протёрла глаза, поднялась – точно, долбится за ручку кто-то. Тихонечко подошла к двери и встала так, чтобы спрятаться за ней от вошедшего.
Ругательства негромкие… Да кто это, чёрт побери? Спросонья или под действием наливочки почти перестала понимать, что творится.
Дверь распахивается так, что ручка чуть было не попала мне в солнечное сплетение. Ни фига себе!
Да это… это Тёма!
От неожиданности лишилась дара речи. Как дура стою за дверью и молчу. Включился свет.
– Твою мать! Опять Маша свои сундуки по дому раскидывает!
Грохот. Он ударил ногой по моему новенькому чемоданчику на колёсах. Ну это уже слишком!
– Кхе-кхе…
Резкий разворот в мою сторону, бросок – я в охапке. Свет выключается – моё тело уже на кровати, тесно придавленное Тёминым.
На моих губах его ладонь. Я его почти не вижу, едва различаю лишь безумно горящие глаза. Мне страшно…
Крепкая рука не даёт промолвить ни слова. Глаза со сверкающими в них чертовскими огоньками опускаются к моей шее. Поцелуи, от которых перехватывает дыхание… Я пытаюсь избавиться от его ладони, но он не позволяет. Целует всё ниже и ниже.