Ричард Бротиган
Кофе
Иногда жизнь сводится к банальному кофе — и к той степени близости, до которой чашечка кофе позволяет дойти. Однажды я где-то читал о кофе. Дескать, кофе полезен и стимулирует организм.
Сперва я подумал, что странно сводить все лишь к этому — странно и как-то невкусно; однако со временем стал замечать, что в каком-то, пускай не очень широком смысле, это действительно так. Сейчас объясню.
Вчера утром я отправился к одной девчонке. Она мне нравится. Что бы ни связывало нас когда-то — всё теперь в прошлом. Ей наплевать на меня. Я упустил ее и теперь жалею об этом.
Я позвонил и в ожидании замер на лестнице. Было слышно, как она двигается там, наверху. Судя по звукам, она только что встала. Я ее разбудил.
Потом она стала спускаться. Ее приближение я ощущал всем нутром. С каждым ее шагом мои кишки напрягались, притягивая ее все ближе к двери и заставляя-таки мне открыть. Она увидала меня, и это ее не обрадовало.
А когда-то давным-давно это обрадовало ее очень сильно. На прошлой неделе. А я все пытаюсь понять, куда это делось, притворяясь наивным.
«Как-то мне странно сейчас», — сказала она. — «Я не хочу разговаривать».
«А я хочу кофе», — сказал я, потому что именно кофе хотел сейчас меньше всего на свете. Я сказал это так, словно зачитывал чужую телеграмму — от человека, который действительно хотел чашку кофе и больше не заботился ни о чем.
«Хорошо», — сказала она.
Я поднялся за ней по ступенькам. Все было нелепо. Она еле успела одеться, и одежда еще не приспособилась к ее телу. О ее заднице я рассказал бы отдельно. Мы прошли в кухню. Она взяла с полки банку растворимого кофе и выставила на стол. Поместила рядом чашку и ложечку. Я поглядел на все это. Она водрузила на плиту кастрюлю, полную воды, и разожгла огонь.
За все это время она не сказала ни слова. Одежда приспособилась-таки к ее телу. Я — никогда. Она вышла из кухни.
Затем она спустилась по лестнице и вышла наружу проверить, не пришла ли почта. Не помню, чтобы я заметил там что-либо. Она поднялась обратно и ушла в соседнюю комнату. И закрыла за собой дверь. Я поглядел на кастрюлю с водой.
Я знал, что пройдет целый год прежде, чем вода закипит. Теперь стоял октябрь, и в кастрюле было слишком много воды. Вот в чем проблема. Я слил полкастрюли в раковину. Теперь вода должна закипеть быстрее. Через каких-нибудь полгода. Дом молчал.
Я выглянул на задний двор. Там стояли пакеты с мусором. Я поглядел на мусор — и исследовал все упаковки, ошметки и прочий хлам, пытаясь вычислить, что она ела все это время. Я ничего не понял.
Наступил март. Вода начала закипать. Я обрадовался.
Я поглядел на стол. Банка растворимого кофе, пустая чашка и ложка напоминали набор инструментов могильщика. «Все, что вам нужно для приготовления одной чашки кофе».
Десять минут спустя, уходя из этого дома с чашкой кофе, погребенного во мне, как в могиле, я сказал ей: «Спасибо за кофе».
«Пожалуйста», — сказала она. Через закрытую дверь. Словно зачитывала ответную телеграмму. Мне действительно пора было уходить.
Больше в тот день я не готовил кофе. И ощущал себя очень легко. Пришел вечер, я поужинал в ресторане и отправился в бар. Что-то выпил, с кем-то поговорил.
Обычные ребята за стойкой, обычная болтовня в баре. Ничего не запомнилось, бар закрылся. Два часа ночи. Мне захотелось проветриться. В Сан-Франциско стояли колотун и туман. Я поражался туману и ощущал себя очень живым.
Я решил навестить еще одну девчонку. С ней мы не поддерживали отношений вот уже больше года. А однажды были очень близки. Мне захотелось узнать, что она думает насчет сегодня.
Я пришел к ее дому. Звонка на ее двери не было. Уже небольшая победа. Неплохое занятие — вести счет своих небольших побед. Я, по крайней мере, веду.
Она отворила. Еле прикрывшись банным халатиком спереди. Она увидала меня и не поверила, что это я. «Что тебе нужно?» — спросила она, поверив-таки, что это я. Я вошел.
Она посторонилась и закрыла дверь, повернувшись так, чтобы я увидал ее профиль. Даже не позаботилась завернуться в халатик полностью. Просто прикрывалась им спереди, и всё.
Я видел линию ее тела, ничем не прерываемую, от головы до пят. Это выглядело как-то странно. Возможно, потому, что было уже слишком поздно.
«Чего ты хочешь?» — спросила она.
«Я хочу кофе», — сказал я. Какой все-таки дурацкий ответ, если кофе — совсем не то, чего действительно хочешь.
Она посмотрела на меня и опять показала мне профиль. Мой приход ее вовсе не радовал. Пусть наша великая медицина доказывает, что время лечит. Я скользнул глазами по безупречной линии ее тела.
«Как насчет чашечки кофе?» — сказал я. — «Я хочу поговорить с тобой. Мы не разговаривали уже тысячу лет».
Она поглядела на меня и опять повернулась в профиль. Я все глядел на линию ее тела. Плохи дела…
«Слишком поздно», — сказала она. — «Завтра мне рано вставать. Хочешь кофе — там растворимый на кухне. Я пошла спать».
Свет на кухне еще горел. Я заглянул через коридор на кухню. Мне больше не хотелось идти на очередную кухню и готовить очередной кофе для себя самого. Вообще расхотелось куда-то идти и просить кого-то о кофе.
Я понял, что прошедший день обернулся каким-то безумным паломничеством — хотя я совсем не это имел в виду. Слава богу, хоть на этом столе я не обнаружил банки кофе и чашки с ложечкой.
Говорят, весной голова молодого мужчины заполняется фантазиями о любви. Будь тот срок чуть побольше — кто знает, может, там хватило бы места и просто на чашку кофе?