Повторять еще раз свою презентацию было глупо, поэтому я вздохнул и спросил: «Надеюсь, у вас найдется на кухне джезва? Я просто сварю вам кофе с перцем». Старик кивнул.
В той части дома, где располагалась квартира Зарзанда, было уютнее, чем в офисе. На кухне я нашел все, что нужно: несколько сортов кофе, прекрасный перец, джезву и даже толстостенные фарфоровые чашки, сохраняющие в неприкосновенности вкус напитка. Пока я готовил, Зарзанд протер от уличной пыли маленький столик на открытой веранде и принес туда несколько подушек, чтобы сидеть на диване было удобнее.
Потом я подал кофе с перцем. Старик сделал глоток и прикрыл глаза, как будто погрузившись в дремоту. Я сидел тихо, стараясь не тревожить его.
На улице быстро темнело. Лавочники, не признававшие электричества, зажигали фонари и развешивали их под козырьками крыш.
– Чего ты хочешь? – заговорил наконец Зарзанд голосом высоким и таким же скрипучим, как дверцы шкафа на его кухне – того, в котором хранились специи.
От звуков этого голоса все окрестные торговцы вмиг забыли о своих товарах, побросали фонари и молча разошлись по домам, и только мусорщик, старый курд, все еще бродил под окном и временами орал по-верблюжьи, выдавая тем свое присутствие.
– Чего ты хочешь? Славы? Денег?
– Я хочу только открыть кофейню на пять-шесть гостей, которых я смогу угостить своим кофе. Но если это слишком сложно и дорого, я согласен и на двух-трех гостей, лишь бы они были достаточно щедры, чтобы можно было умереть в достатке…
– Я открою эту кофейню. Мне не нужны больше всякие глупости вроде бизнес-планов с развитием сети. Я понимаю, что никто кроме тебя не сварит такой кофе, а значит, кофейня будет всего одна… Но зато это будет самая известная кофейня в Турции, а может быть, и во всем мире. Не беспокойся, ты заработаешь на этом деле столько, сколько пожелаешь. Слава владельца бизнеса также пусть достанется тебе. Все, на что я претендую, – это партнерство. Но я буду скромным и незаметным партнером. Ты согласен?
– Да, – ответил я, не веря своим ушам.
– Хорошо, – Зарзанд пошевелил шнурок над столиком, и где-то в глубине дома зазвенел колокольчик. – А теперь иди. Мой помощник проводит тебя.
Танели встретила меня упреками:
– Ты почему не брал трубку? Я места себе не находила! Все думала, что могло с тобой случиться!
– Ох, Танели, душа моя, погоди… Дай мне разуться и помоги снять с шеи эту удавку, и я все тебе расскажу!
Жена торопливо развязала на мне галстук, подала тапочки и приготовилась слушать. Я как можно подробнее рассказал ей про обе встречи, описал дом и офис Зарзанда, его помощника и все прочее. И чем дольше я говорил, тем тише становился мой голос, пока я окончательно не перешел на шепот и не замолчал от усталости.
– Фарук, – вдруг промолвила Танели также шепотом. – Все, что ты мне рассказал, весьма странно и удивительно. И этот Зарзанд по твоему описанию больше походит на старого магрибского колдуна, а не на обыкновенного человека… Не лучше ли забыть о нем и поискать другого инвестора, а?
– Ну что ты, что ты! Кто еще предложит такие условия? Другой инвестор загонит в кабалу и выжмет все соки из меня и из нашей кофейни. И потом, будь Зарзанд колдуном, разве смог бы он сделать хотя бы глоток моего кофе? Ведь ты же знаешь, что я творю молитву всякий раз, снимая его с жаровни!
– Твоя правда, Фарук. Бегут от молитвы Иблис и дети его…
И Танели успокоилась насчет Зарзанда, выпившего мой кофе без всякого видимого вреда для себя. Мы посидели еще немного, спрашивая у темноты, что же нам принесет будущее, да так и уснули. А утром моя жизнь круто изменилась.
В офисе Зарзанда для меня обустроили отдельный кабинет, соединенный с кухней. Мне предложили выбрать любых поставщиков кофе – хоть бы и самых дорогих, но я остановился на простом честном кофе, известном с детства каждому турку, твердо настояв только на том, чтобы обжарка была свежайшей, – это действительно важно. То же касалось и специй. Возраст перца я определяю так: беру щепотку и слегка растираю между пальцами. Свежий перец источает благоуханные эфирные масла, которые, попадая в поры кожи, обдают тебя добрым теплом. Старый же перец лишь царапает пальцы острыми своими песчинками и пахнет горько, как слезы вдовы. Такой перец лучше сразу выбросить – ничего он не даст уже ни мясу, ни чорбе, ни тем более кофе.