– Сообщила Эллису, но от него пока не было новостей.
– Гм, – задумался дядя Рэйвен. – Если отправить слежку одновременно и из Управления, и из моей службы, то можно спугнуть рыбку… Я свяжусь с детективом Норманном сегодня же, согласуем действия. Однако поговорить с мистером Бьянки так или иначе будет не лишним.
– Что ж, оставлю слугам указание впустить мистера Рэндалла, – кивнула я, стараясь выглядеть невозмутимой. Сама возможность «допроса» Бьянки человеком, похожим на меня, как брат-близнец, казалась почему-то невероятно смешной, и трудно было удержаться от улыбки. Интересно, о чём подумает гувернёр? Что Мэтью Рэндалл – незаконнорождённый сын графа Эверсана?
Честно говоря, я бы и сама так решила, если б не знала, что это исключено. Дядя Рэйвен, конечно, никогда не распространялся о биографии своего секретаря, но, легко разгадав подоплёку моего интереса, объяснил, что внешнее сходство – шутка природы, чистая случайность.
«Но эта случайность, признаться, сыграла юноше на руку, когда мне пришлось решать его судьбу», – туманно добавил он тогда. И больше, несмотря на настойчивые расспросы, не рассказал ничего.
– Благодарю за содействие, драгоценная моя невеста, – механически кивнул дядя Рэйвен, очевидно, уже глубоко погрузившийся в размышления о моём предполагаемом преследователе. По крайней мере взгляд, которым маркиз провожал Мэдди, снующую по залу с полным подносом кофейных чашек в руках, был слишком уж мрачным и опасно-цепким. Пожалуй, такого не заслуживали даже миссис Скаровски и полковник Арч, излишне горячо спорящие о том, будет ли война с Алманией или газеты опять врут. Представитель же газет, Луи ла Рон, скромно помалкивал и попивал «огненный» кофе, названный так за сочетание пряного ликёра и красного перца.
– О, не стоит, ведь это в моих интересах. Это я должна благодарить вас, дядя Рэйвен, – совершенно искренне ответила я. И, зацепившись за слово «интересы», вспомнила о странном диалоге с леди Уилфилд на выставке. – К слову, не могли бы вы прояснить кое-что для меня? Кое-что, имеющее отношение к политике, если быть точнее.
– К политике вам лучше отношения не иметь, с вашей-то наследственностью, Виржиния, – с неожиданной горечью откликнулся маркиз, но сразу же добавил: – Прошу прощения. Разумеется, я готов выслушать вас и помочь всем, чем смогу. В чём заключается суть дела?
Фраза насчёт наследственности меня очень задела, но я не подала виду. Во-первых, дядя Рэйвен, вероятно, намекал на деятельность моего отца, о которой был осведомлён больше, чем кто-либо иной, а потому также имел и право судить. А во-вторых, мне – положа руку на сердце – совершенно не хотелось касаться ничего, связанного с политикой. Дело Чендлера оказалось невероятно грязным, даже в высшей степени, нежели Душителя с Лиловой Лентой, Дугласа Шилдса или Финолы Дилейни, и добровольно вмешиваться в нечто подобное опять…
– Не так давно у меня состоялся крайне загадочный разговор с леди Уилфилд, – начала я, подав Мэдди знак унести пустые чашки. – Мы случайно встретились на выставке в Дэйзи Раунд. Туда привозят картины так называемые уличные художники… Вы знаете, я думаю, как это происходит? – спросила я. Маркиз кивнул. – Словом, там нашлась одна презабавная карикатура, немного напоминающая Его Величество… Мы, разумеется, осудили её, а потом речь зашла о якобы скором объявлении о помолвке между Его Величеством и Герцогиней Альбийской. И леди Уилфилд это очень взволновало.
– Что именно? – быстро спросил дядя Рэйвен, подвигая очки поближе, словно он хотел спрятать выражение глаз за тёмно-синими стёклами. – Что именно она сказала, как показала волнение? Упоминала ли она своего супруга?
– Вы угадали. Она сказала… Гм… «Я не выношу политику и совершенно не одобряю то, что делает мой муж».
– Точно так, слово в слово?
Многие, волнуясь, начинают говорить громче или даже кричать. Дядя Рэйвен, напротив, понижал голос едва ли не до шёпота.
– Почти. Я хорошо запомнила эту фразу… О, благодарю, Мэдди. Нет, ещё кофе не нужно, но я бы не отказалась от бокала чистой воды.
Мадлен подозрительно сощурилась.
Да, кто-то от волнения понижал голос, а кто-то – начинал испытывать жажду.
А близкие люди всегда читают нас, точно открытую книгу.
– Леди Уилфилд говорила что-нибудь ещё? – продолжил расспрашивать дядя Рэйвен, когда Мэдди ушла на кухню.
Я с сожалением покачала головой:
– Да, но, боюсь, всё остальное запомнилось мне гораздо хуже. Леди Уилфилд вроде бы упоминала о возрастающем влияние герцога Ширского… Кажется, в неодобрительном ключе. И том, что объявление о помолвке пойдёт на пользу Короне, и люди перестанут говорить, что престол потом перейдёт к кому-то из младших принцев. А под конец леди Уилфилд несколько раз настойчиво повторила, что её дети – очень хорошие и воспитанные. И добавила: «Я всегда хотела сказать это вам… а может, и не вам».
– Странная фраза, – признал дядя Рэйвен. – Я могу ошибаться, но она означает, что либо всё вышесказанное леди Уилфилд – глупость и пустая светская болтовня с пересказом самых политически опасных сплетен, либо леди Уилфилд осведомлена, несколько больше, чем я считал… Забудьте, Виржиния. Считайте, что я ни о чём сейчас не говорил. Герцог Ширский, значит… Очень, очень интересно.
– И вы даже не поясните мне, что имела в виду леди Уилфилд? – с сомнением выгнула я бровь, но на маркиза это не произвело ровным счётом никакого впечатления:
– Нет, не поясню, – непреклонно ответил он. – Но, возможно, поблагодарю вас. Позже. Если же леди Уилфилд и впредь будет выказывать желание обсуждать с вами подобные вещи, то после, не колеблясь, свяжитесь со мною, драгоценная моя невеста. Я бы посоветовал также в разговоре с графиней изображать неведенье… Но, к счастью, вам такое и не понадобится – в отношении политики вы так чисты и невинны, что любой агнец рядом с вами покажется волком.
Я хотела уж было притворно оскорбиться, но от этого крайне недостойного деяния меня отвлёк звук бьющейся посуды.
– Мой фарфор! – воскликнула я и обернулась, но источник шума от меня заслоняла никконская ширма.
– Тот голубой кофейник не выглядел очень дорогим, – меланхолически заметил дядя Рэйвен, надевая тёмные очки. С его места как раз всё было видно очень хорошо. – Но при желании вы можете взыскать его стоимость с гостьи в поистине ужасающем наряде. Если, конечно, первой это не решит сделать ваша компаньонка.
Тут я, разумеется, не выдержала и поднялась из-за стола так быстро, как позволяли приличия. И хотя первым, что пришло в голову при словах «ужасающий наряд», стало имя мисс Купер, она была последней, кого я ожидала увидеть на пороге своей кофейни. И уж тем более – в липкой луже сладкого-сладкого кофе, среди хрустящих осколков голубого фарфора.
К несчастью, злополучный кофе оказался не только на полу, но и на юбках Мадлен, и блеск в её глазах обещал кровавую расправу… или, по меньшей мере, счёт на десять-пятнадцать хайрейнов.
– Ох, дядя Рэйвен, прошу прощения, но…
– Я понимаю, – улыбнулся маркиз. – У вас есть свои обязанности, у меня – свои. Ступайте, Виржиния. Я тоже скоро отправлюсь по делам. Рад был встретиться с вами, пусть и при несколько тревожащих обстоятельствах.
Надо ли говорить, что после напоминания о слежке я направилась к мисс Купер в самом что ни есть боевом расположении духа, намереваясь выставить её из «Старого гнезда», не разбираясь, кто прав, кто виноват? Однако она сумела меня удивить – и остудить мой гнев, всего одни поступком. Колонианка, отставив расшитую бисером сумочку, опустилась на колени и начала собирать осколки в ладонь, один за другим.
Кофе расплывался по тонкой зелёной ткани перчаток уродливыми пятнами.
– Простите, леди Виржиния, – сказала мисс Купер, глядя на меня снизу вверх прозрачно-зелёными, как морская вода, глазами. – Я, кажется, испортила вам вечер. Пришла без приглашения, насорила…
Это было так немыслимо стыдно, что в первую секунду я онемела. Беспомощно обвела взглядом зал – ироничная улыбка дяди Рэйвена, недоумённо вздёрнутые брови миссис Скаровски, азарт ла Рона, шелест вееров, шепотки и смешки… И, чувствуя себя так, словно позвоночник превратился в идеально прямой железный прут, улыбнулась: