У меня по спине пробежал холодок. Я отставила чашку с горячим шоколадом, сцепила пальцы в замок, выждала немного, чтобы не показывать излишнюю заинтересованность и затем равнодушно уточнила:
– А разве мисс Купер прибыла не совсем недавно? Говорили, что она была приглашена четой Уилфилд и остановилась в их городском особняке не больше месяца назад.
– Вот чего не знаю, того не знаю, – отмахнулась поэтесса, оглядывая зал поверх тяжелой роговой оправы очков. – Я не слежу за мисс Купер. Меня беспокоит только, что в последнее время она совсем не принимает участия в наших делах! Как будто увлечена чем-то другим.
– Может, она влюблена? – жеманно предположил Эрвин Калле, полуобернувшись. Его нынешняя пассия, хрупкая темноволосая девушка с огромными глазами испуганной лани, робко закивала, выражая всяческое согласие.
Я вспомнила уверенно-равнодушное «Харальд? Он мой любовник» и пожала плечами:
– Не думаю. Мисс Купер не видится мне женщиной, склонной к романтическим безумствам.
– О, ум у неё холодный и смелый, – согласилась поэтесса и вздохнула: – Даже немного завидую ей. Она прекрасно образована, хорошо разбирается в философии Средних веков и в математике. Помню, лет пять профессор Смит… То есть та самая профессор Кэролайн Смит, вы же знаете её? Так вот, даже она была очарована мисс Купер. Такие способности, такая самоотдача в борьбе за права женщин! И что же теперь?
Мне хотелось переспросить, о каком «прекрасном образовании» может идти речь с такими манерами, но я благоразумно промолчала. В конце концов, и миссис Скаровски иногда вела себя очень смело. Взять хотя бы её диспуты с критиками! Она не боялась играть на публику и жонглировать словами – порою весьма крепкими. Пожалуй, безрассудство в поведении и безразличие по отношению к негласным правилам в обществе были только на пользу репутации мисс Купер среди ширманок.
А вот отдаление от борьбы за права женщин ей явно не собирались прощать.
– К нашим рядам примкнуло в последнее время очень много… неблагонадёжных, – веско произнесла миссис Скаровски. Супруг её многозначительно поморщился – видимо, ему довелось повстречаться с кем-то из этих «неблагонадёжных». – Знаете, наши цели просты, но в то же время важны. Мы хотим, чтобы у женщин были равные права с мужчинами – на работу, на участие в выборах, да и в целом… Вы – графиня, леди Виржиния, – немного понизила она голос, будто чувствовала себя виноватой. – Вы словно находитесь над всем этим. Никто не осуждает вас за то, что вы содержите кофейню и самостоятельно ведёте дела. Даже если б не репутация леди Милдред, старой графини Эверсан, это сочли бы за милую причуду благородной леди. Другое дело – женщины неблагородного сословия… – Эмили Скаровски вздохнула. – Помню, в самом начале, когда я только начала издавать стихи и романтические повести, меня обманули – и обобрали! – целых два раза. Гонорар за первую книгу полностью присвоил агент, он же был моим адвокатом. Книга стала невероятно популярна – а я не знала, чем платить за аренду личных апартаментов! Отец же держал слово и отказывался помогать мне прежде, чем я разорву все связи с обществом ширманок. Со второй книги я получила триста хайрейнов! А издатель обогатился на несколько тысяч. И, хотя я была уже очень знаменита, общественное мнение оказалось не на моей стороне. Когда я подала в суд на своего первого агента и на издателя, газеты смеялись надо мною! Если бы не мистер Скаровски, право, не знаю, где я оказалась бы, – с нежностью посмотрела она на супруга.
Раймонд Скаровски тонко улыбнулся – той самой типичной улыбкой хорошо обеспеченных потомственных адвокатов, привыкших выигрывать даже многолетние тяжбы с аристократией.
– Это было интересно, – громко сказал он прекрасно поставленным голосом и умолк, отведя взгляд – очевидно, уже до конца вечера.
Мистер Скаровски искренне считал, что раз ему платят за красноречие, то говорить бесплатно – полная бессмыслица.
«Миссис Скаровски скажет за двоих», – как-то обмолвился он.
– Да, так тяжела доля свободных женщин, – подытожила грустно поэтесса. – И мисс Купер, хоть она и происходила из очень богатой семьи, прекрасно это понимала. Но теперь… Поездка в Алманию поменяла её, и сильно.
Уже второй раз появилось упоминание об Алмании, и мне показалось это важным. В Алмании мисс Купер, по её собственным словам, напала на след пропавшего брата…
Или кто-то навел колонианку на мысль об этом?..
– Скажите, а спутника мисс Купер, мистера Фокса, вы раньше видели? – обратилась я к миссис Скаровски.
Та нахмурила брови и поправила тяжёлые очки на переносице:
– Сложно сказать. Но, кажется, прежде у неё был другой секретарь… Очень старый горбатый мужчина, метис. Он вроде бы работал на её семью многие годы, а затем стал сопровождать молодую госпожу в путешествиях. Он и ещё такая рыженькая служанка, явно альбийка – ума не приложу, куда она подевалась… Может, вернулась в Колонь? Или осталась у родственников здесь, в Аксонской Империи, в Альбе?
– Или сбежала, нахватавшись вредных ширманских идей? – многозначительно усмехнулся Луи ла Рон.
– Да что вы такое говорите! – искренне возмутилась Эмили Скаровски.
И завязалась отменная перепалка – в стиле лучших политических диспутов.
Словом, вечер удался.
Дома я оказалась уже поздно ночью. В кабинет заглянула на секунду – посмотреть, нет ли срочных писем. Таковых обнаружилось ровно одно – аккуратно сложенный пополам листочек с парой строк, выведенных знакомым почерком:
«Дорогая моя беспокойная и наблюдательная Виржиния,
С Р.Р.Р. переговорил час назад, слежка за недотёпой в котелке установлена, ждите забавных подробностей в ближайшие дни.
Ваш навсегда,
Как ни странно, после этого мне стало намного легче. Я и не отдавала себе отчёта в том, насколько волнуюсь из-за того незнакомца в берете, следившего за особняком. Теперь же Эллис приглядывал за подозрительным юношей, а значит тот не смог бы сделать нам ничего плохого – его тотчас остановили бы.
Пребывая в прекрасном настроении, я написала детективу ответное послание, где подробнейшим образом обрисовала сегодняшнюю нечаянную беседу с мисс Купер и размышления миссис Скаровски. А затем позвонила в колокольчик и вызвала Юджинию – и отдала ей получившееся письмо вместе с наказом завтра отправить его в Управление вместе с какой-нибудь несладкой выпечкой.
– Отправь одного из помощников садовника, – уточнила я. – Все мальчики знают дорогу. Скажи только, что это для мистера Норманна, а доставить нужно весьма срочно.
– И мальчики меня послушают? – робко спросила Юджи, дёргая себя за медно-рыжую прядь волос над виском. Прядка закручивалась пружиной, словно её нарочно завивали.
– Разумеется, послушают. Это же мой приказ фактически. А тебе следует быть смелее – всё-таки ты… – слова «мой секретарь» пришлось пока проглотить, чтобы не пугать лишний раз девочку – …моя личная горничная. Достаточно высокое положение среди прислуги, чтобы командовать. А теперь ступай.
Юджи забрала письмо и сделала книксен:
– Доброй ночи, леди Виржиния.
Так закончилась длинная-длинная суббота, полная сюрпризов. На следующий день я также отправила записку дяде Рэйвену, почти с тем же содержанием, что и для Эллиса, но ответа ни от того, ни от другого не получила. Зато в понедельник, неприлично рано утром, на пороге уже стоял Мэтью Рэндалл – с устным посланием от маркиза и с явным намерением немедленно переговорить с мистером Бьянки.
– Где я могу его найти? – спросил Мэтью, удостоверившись, что романец в особняке.
– Скорее всего, в библиотеке, – предположила я. – Мистер Бьянки поднимается рано и предпочитает до завтрака читать или готовиться к утренним урокам. Юджи отведёт вас в библиотеку, – искоса глянула я на горничную, и девочка в знак согласия сделала книксен – кажется, ей кто-то сказал, что это универсальный выход из положения в общении с хозяйкой. – Если мистера Бьянки там не будет, Юджи его позовёт. Я могу также приказать, чтобы вам сделали по чашке кофе.