— Он предпочитает называть себя детективом Эллисом, дядя.
— Не имеет значения, — коротко ответил маркиз и пригубил кофе, давая понять, что спор окончен.
— Может, и мне звать вас тогда Ричардом?
Маркиз поперхнулся глотком кофе и закашлялся.
— О, нет, благодарю покорно. Всех моих благородных предков по отцовской линии называли при рождении «Ричардами», так позвольте мне хотя бы в быту избавиться от гнета родового имени.
Я улыбнулась шутке маркиза, которая и шуткой-то была хорошо, если на треть, и задумалась. И правда, откуда мог газетчик узнать такие подробности? «Бромлинские сплетни» выходят в шесть вечера, последние статьи в номер сдаются за четыре часа до выпуска, в приют я приехала около полудня… Значит, о поездке газетчик проведал заранее.
— И все же, возвращаясь к той злополучной статье… Скажите, дядя Рэйвен, — медленно начала я. — А не мог кто-то из приюта сообщить о моем визите?
Маркиз со вздохом отставил чашку и посмотрел на меня. Из-за синих очков выражение его глаз было не различить.
— Я рад, что вы проявляете аналитические способности, Виржиния, но, увы, люди из приюта не причастны к этой статейке. О вашем визите знали все работники. Но вот прибытие Эллиса стало неожиданностью даже для настоятеля храма, если он, конечно, не солгал, отвечая утром на мои вопросы. А ведь статья посвящена именно вашей мнимой встрече с детективом Норманном… Либо этот писака следил за вами, планируя написать слащавую статейку о благотворительном визите и лишь в последний момент добавил в нее перцу, либо среди вашего ближайшего окружения есть человек, работающий на газету. Заметьте, я даже не рассматриваю сейчас безусловно неприятные для вас версии — например, что статью написал сам детектив Норманн.
— Поверьте, я это ценю. Благодарю за деликатность.
— Не стоит, драгоценная моя Виржиния.
Маркиз пробыл недолго. Вскоре, после второй чашки кофе, он ушел, но наш короткий разговор оставил мне обильную пищу для размышлений. Невольно я задумалась о том, кто бы мог шпионить для газетчика. По всему выходило, что наиболее осведомленной была Мэдди, но, святая Генриетта, если не доверять ей, то кому доверять? Да и как немой, скромной, всецело преданной мне девушке сговориться с продажным журналистом?
Нет, невозможно.
Хотя бы потому, что мужчин Мадлен по большей части на дух не переносит, делая исключение лишь для Георга, для застенчивого сына полковника Арча, а с недавних пор еще и для Эллиса и — иногда — для Лайзо. Но с полковничьим сыном откровенничать она не стала бы, а все остальные точно не имеют отношения к газете.
Разве что Лайзо…
«А ведь он знал о моей поездке в приют, — внезапно подумала я. — И о том, что там будет Эллис, тоже знал. И у Лайзо вполне хватило бы авантюрного духа написать обо мне и Эллисе статью».
Потом я вспомнила, как всего полгода назад, в поместье Шилдса, Лайзо заслонил меня от пуль собою — и устыдилась. А затем приняла единственно верное решение — расспросить о загадочном газетчике Луи ла Рона, самого успешного — и осведомленного — репортера «Бромлинских сплетен».
И, по совместительству, моего старинного друга.
Но ни тем вечером, ни следующим, Луи в кофейню не пришел. Зато в понедельник в утренней газете появилась большая статья за подписью некой «Озабоченной Общественности», в чьем вульгарном стиле легко угадывался и «мистер Остроум», и «Призрак старого дома», описавший загадочные происшествия в доме герцогини Дагвортской прошлой весной.
Очередная, с позволения сказать, статьяэтого щелкопера была вновь посвящена привидениям, проклятиям и прочей мистике. Только вот нажиться он решил на сей раз на трагедии — на деяниях Душителя с Лиловой лентой.
ПРИЗРАК ПЕЧАЛЬНОЙ ЛЕДИ УБИВАЕТ МАЛЬЧИКОВ!
Берегите своих детей, жители Бромли!
Слякотная и грязная аксонская зима в самом разгаре. А между тем жители нашего славного города все чаще видят леди, одетую не по погоде. Она гуляет по самым отвратительным кварталам Бромли, а потом задушенных мальчиков находят у дверей храмов.
Бравые «гуси» утверждают, что в городе завелся убийца! Но мы, представители взволнованной общественности, знаем, что это не так!
Три дня назад недалеко от спуска к Смоки Халлоу, на пересечении Барбер-лейн и Эйвон-стрит, торговка горячим чаем Мэри Р. увидела на улице очень легко одетую женщину.
«На вид — ну как есть леди, — говорит мисс Р. — В дорогущем таком платье, приличном — ни тебе спины голой, ни, тьфу-тьфу, срамота, грудей с плечами, как у этих, которые в енту самую, как ее… оперу ходют. Ворот высокий такой, а платье голубенькое, тоненькое, ну как есть шелк. А шляпа у нее этакая-разэтакая, светлая тоже, ну вот как сирень или мальва, побледней только, и на ней ленты, ленты, целая гора наверчена. И ни шубки, ни шали даже! И вот, значит, гляжу я, что такая красивая леди замерзает, и по доброте душевной к ней подхожу… Говорю — купите, мол, чаю, он горячий, враз согреетесь… Хватила ее за руку — а она прям как воздух, зацепиться не за что! А та леди как шла, так и идет, а ленты за ней плывут. И светятся!»
Далее мисс Р. добавила, что видела, как по лицу у неизвестной текли слезы, а вслед за ней бежал огромный черный пес с горящими глазами.
Вне всяких сомнений, эта плачущая женщина в голубом платье — призрак. И люди из окрестностей Смоки Халлоу уже успели прозвать ее «Печальной Леди».
Так зачем же в наш мир приходят призраки?
Спиритуалисты утверждают, что духи умерших возвращаются, когда имеют на этой земле незавершенные дела. Дела могут быть самыми разными. Чаще всего, это поиск убийцы или указание на спрятанные покойным сокровища. Иногда призраки могут быть добрыми, как Пэгги Уайтс из доков Честершилда, предупреждающая моряков о грядущем шторме. Или злыми, как Чумная Катарина Шиллинг, что раз в год появляется на площади Клоктауэр в Бромли и начинает громко перечислять страдания, кои претерпела при жизни от своей семьи. Если же поздний прохожий отважится заговорить с ней, то она присовокупит его имя к поносимым ею несчастливцам, и он лишится спокойного сна, вынужденный еженощно внимать хуле и поношению.
Но призраки беспокойные, однако не слишком вредные. Есть — увы нам! — среди них и такие, кто способен даже и на убийство.
Вот свидетельство юного разносчика газет, Тимми Тома. Привожу его, как есть, не привнося ни единого лишнего слова:
«Шёл я, значит, шёл, и вдруг — хвать меня кто за горло! И тряпку мокрую в морду тычет! Ну, я дёрг туды, дёрг сюды… Чую, всё — каюк пришёл! И тут ка-ак загрохочет телега! Ка-ак кучер обложит когой-то по матери! И всё, отпустило, слава святому Киру Эйвонскому! Что б я еще да к Горбу пошел газеты носить? Да ни в жисть!»
Незадолго же до ужасного нападения бедный Тимми Том видел, как он утверждает, прекрасную, но очень грустную леди в голубом платье. Нет никаких сомнений, что это была именно Печальная Леди.
Но что же побуждает ее нападать исключительно на мальчиков, да еще исключительно светловолосых и голубоглазых? Ответ кроется в истории Печальной Леди.
При жизни ее звали Лаура Шеридан, и она была младшей дочерью в семье владельца шляпной мастерской. Мисс Шеридан часто стояла за прилавком, помогая отцу, и по работе была вынуждена часто разговаривать с покупателями. Там ее и заметил один весьма состоятельный бромлинец. Он соблазнил наивную мисс Шеридан. Через несколько месяцев она осознала, что находится в положении. Испугавшись грядущего позора, мисс Шеридан отправилась к знахарке-гипси — и убила еще не рожденного ребенка с помощью зелья. Но доза яда оказалась слишком велика, и, пролежав в лихорадке неделю, мисс Шеридан испустила дух.
Однако на этом ее история не заканчивается.
Мысли о нерожденном ребенке, о прекрасном малыше, так мучили бедняжку Лауру Шеридан в последние часы ее земного существования, что она вернулась из обители Смерти в облике Печальной Леди и отныне каждую ночь бродит по славному городу Бромли. На голове у жестокого призрака — шляпа из отцовской мастерской с наводящими ужас лентами цвета сумерек и заката, цвета нежной сирени и бледных фиалок… словом, цвета самого забвения. Печальная Леди ищет среди юных бромлинцев своего нерожденного сына — такого, о котором она мечтала. Прекрасного мальчика с золотистыми волосами и небесным взглядом!