Разобравшись с путами, мы перебрались на лежанку Лиама — от сидения на моей деревяшке ноги затекали. Я рассказала о револьвере и взяла с мальчика слово ничего не делать без моей команды. Еще полезет под выстрел… Лиам спорить не стал. Так же молчаливо и внимательно он выслушал и рассказ о хлороформе — чем опасно это вещество и как оно действует. Я мысленно поблагодарила доктора Брэдфорда за просвещение. А ведь, помнится, в тот момент, когда он описывал действие хлороформа впервые, мне подумалось, что это не лучшая тема для застольной беседы… Воистину, не знаешь, как повернется жизнь и что может пригодиться!
Еду мы, подумав, и пробовать не стали. Эллис упоминал, что преступник держал своих жертв в полусонном состоянии с помощью вытяжек из трав. Кто знает, что могло быть намешано в аппетитной с виду похлебке?
Лиам после всех этих приготовлений немного повеселел. Он уже не заговаривал о Джере — видимо, о том самом Джеральде, об исчезновении которого упоминал Эллис. Мальчик постепенно входил в роль защитника хрупкой леди и даже разок спас меня — от жирного паука, свесившегося с потолка на ниточке.
К несчастью, преступник не собирался предоставлять нам достаточно свободного времени, чтоб мы освоились окончательно.
— Мисс, вы проснулись?
Хрипловатый бас я узнала сразу.
— Как видите, — кивнула я холодно. — Не потрудитесь ли объяснить, что происходит?
Как только наш тюремщик отпер дверь и вошел в камеру, стало ясно — план с оглушением доской, связыванием и последующим допросом несостоятелен. Преступник был ростом, пожалуй, даже повыше дяди Рэйвена, а в плечах — как два Лайзо. Держался мужчина нервно — отводил глаза в сторону, дергал то ворот, то полы своего плаща, до хруста сжимал мощные кулаки. Похоже, он был немного не в себе — и от этого становилось жутковато.
— Сэр, извольте объясниться! — тем не менее, повторила я громче. Лиам под моей рукой замер испуганным волчонком, разом растеряв всю свою решительность.
Не то чтоб я его не понимала… Но выбора — быть или не быть храброй — у меня не стояло. Если не я, то кто?
— Сожалею, мисс, — ответил наконец громила. — Но так надо. Моя жена… — он умолк.
Я будто бы смягчилась:
— Что с вашей женой? Ей… нужна помощь?
Он поднял взгляд на меня:
— Вы ведь уже все поняли, мисс?
И тут я осознала — надо идти на риск.
— Вы — Душитель с лиловой лентой, о котором писали газеты?
Мужчина рывком развернулся ко мне, опрокидывая доску с мисками и рявкнул:
— Это все она! — голос был похож на рычание в начале фразы и на жалобный вой — в конце: — Но она просто болеет, мисс. А так она очень хорошая, моя Корнелия. Понимаете, мисс, наш сын умер. А у нас даже не было денег на толковые похороны. Корнелия ничего не пила, не ела… Я нашел для нее лекарства, и вроде бы стало полегче. А через год Корнелия привела мальчика, и… и… Она его задушила. Но, мисс, она сама не поняла, что сделала! — выдохнул он с отчаянием едва ли не в лицо мне.
Лиам сжался в комок.
По виску у меня скатилась капелька пота.
Я уставилась на светлый дверной проем за плечом у громилы и, досчитав до трех, постаралась совладать со своим страхом. Револьвер в руке, готовый к стрельбе и лишь прикрытый шляпкой, усмирял заполошное сердцебиение и заставлял меня тщательнее взвешивать слова.
«Сила на нашей стороне. Он просто этого не знает».
— Сочувствую вам, сэр. Но, честно, я сперва подумала, что мальчик — ваш сын и ему просто стало плохо… Почему вы не убили меня сразу?
Мой палец удобно лег на спусковой крючок. Дуло револьвера глядело прямо в живот громиле, и от этого становилось немного легче дышать.
«Спокойнее, Гинни. Выжидай».
Мужчина ответил неожиданно тихо и проникновенно.
— Потому что я не убийца, мисс. Мне эти мальчики ночью снятся… Я просто хочу, чтобы моя Корнелия обрела покой. Знаете, после этого… после того, что она делает… Она потом несколько месяцев ничего не помнит. И живет, как до рождения Джима. Только потом она начинает метаться по дому и искать нашего сына… Она думает, что ему уже тринадцать, он взрослый мальчик и просто прячется от нее. Играет, да… И я готов душу отдать за то, чтобы Корнелия стала бы спокойной и веселой навсегда, — он медленно встал, слегка пошатываясь, и теперь глядел на нас с Лиамом со всей подавляющей высоты своего роста. — Там, в туннеле, я подумал — может, ей просто нужна подруга. Ну, выговориться, пожить по-человечески… Корнелия ведь даже не говорила толком ни с кем эти три года. Но теперь думаю — зря это все. Чем вы помочь можете? Но не душить же вас, а? — переспросил он как-то жалобно.
Я сглотнула.
Горло свело судорогой.
— Нет, душить не надо, — ответила я хрипло, сама себе напоминая простуженную ворону. — Где мы, сэр?
— Под землей. В пещерах рядом с туннелями метро, — неожиданно охотно рассказал он. — Отсюда в жизни не выбраться, если не знать дороги. Корнелия сейчас в лавке, отдыхает. Того мальчика мы похоронили вчера… Или сегодня? Уже не знаю… Но теперь она долго будет спокойная. А вы, мисс, просто побудьте здесь. Я решу, что с вами делать… Да, решу…
И тут я поняла, что если этот мужчина и был в своем уме год или два назад, то теперь он такой же сумасшедший, как и его супруга. Не важно, что стало последней соломинкой, почему и как умер мальчик по имени Джим и при чем здесь лиловая лента.
Если мы не выберемся сейчас — возможно, не выберемся уже никогда.
С этого… обломка мужчины станется подсыпать мне яду в питье, и тогда Лиам останется беззащитным.
— Простите меня, сэр, — тихо сказала я, когда громила был уже в дверях. — У меня нет выбора. Это ради Лиама… и вашей души.
— Что?
Он недоуменно обернулся.
— Говорят, тем, кто погиб насильственной смертью, прощаются грехи.
Я навела револьвер, зажмурилась и спустила курок. Раз, два, три.
Уши заложило.
Лиам заорал.
— Ар-р-х… — это уже громила.
Проморгавшись, я поднялась на ноги и, не выпуская корчащегося на полу громилу из прицела, подошла ближе. Мне повезло — два выстрела попали в живот, один — в ногу. Однако переступать через еще живого убийцу я боялась.
Лиам дрожал на одеялах — бледнее смерти.
— Не бойся, — постаралась я улыбнуться, хотя губы у меня как будто онемели. Интересно… а такое убийство считается грехом? Или мы сейчас как на войне, а солдатам прощается? — Не бойся, Лиам. Эллис научил меня стрелять. А сейчас мы выйдем отсюда и отправимся на поверхность. Остальное — дело «гусей». Ты меня слышишь?
— Ага… — растерянно согласился он, посмотрел на меня исподлобья и нервно хехекнул. — Эм… леди, а у вас руки дрожат.
— Да? — удивилась я. — Действительно. Тогда присяду на минуточку.
Кое-как обезвредив револьвер, чтоб не стрельнул сам по себе, я буквально упала на жесткий матрас. Лиам ползком-ползком подобрался ко мне и крепко обнял. Руки у него были горячие, как у больного лихорадкой.
Хрипы нашего несостоявшегося убийцы становились все тише.
Каменный пол блестел от крови.
Что делать дальше, я не представляла…
Не знаю, сколько прошло времени, когда Лиам тронул меня за плечо и тихо спросил:
— А теперь-то можно попить?
— Попить? — эхом откликнулась я. Пересохшие от волнения губы едва шевелились. — Ах, да. Подмешанные травы… Думаю, нам надо выйти отсюда, Лиам, и найти какое-нибудь питье снаружи. Только я иду первой, ладно? У меня револьвер.
Мальчишка глянул на меня воинственно и подскочил.
— Я тоже раздобуду себе оружие! Какое-нибудь, — добавил он уже тише.
Это не было особенно смешной шуткой… сказать откровенно, я вообще не должна была смеяться над искренними порывами Лиама ни в коем случае. Но губы сами собою растянулись в улыбке. Я едва успела проглотить рвущийся с языка смешок — больше нервный, чем веселый.
Но почему-то стало легче.
Решительно подобрав юбки, крепко сжимая револьвер, я медленно направилась к дверям. Громила вроде бы лежал неподвижно; скудное освещение не позволяло распознать, правда ли вздымается его грудная клетка или мне лишь мерещится это. Однако ни времени, ни сил на раздумья уже не было. Затаив дыхание, я сделала шаг, другой, переступила черную в полумраке лужу крови… и тут что-то с такой силой дернуло мою ногу, что я рухнула на пол как подкошенная, не в состоянии даже пискнуть, врезавшись второй ногой в дверной косяк.