– Раз – и не стало. – Пэт вздохнула, торопливо пытаясь смягчить резкость своих слов. Мысль о скоропостижности жизни успокаивала. Когда она только начала преподавать в Брэдфорде, в то пьянящее время юбок в сборку и бесконечного секса с Родом на мансарде в Маннингеме, школьная медсестра постоянно твердила об «идеальной смерти». «Раз – и не стало», – любила повторять она. В то время Пэт это казалось довольно жутким, но с возрастом, когда она стала старше, насмотрелась на хосписы, больничные палаты и жарко натопленные комнаты для постояльцев, начала видеть в этих словах смысл и даже находить в них утешение.
Тельма промолчала.
– По крайней мере, она была в своем доме, в своем кресле, – произнесла Лиз. То, что Топси нашли в кресле перед плоским экраном, а не распростертой у подножия лестницы или даже, не дай Бог, голой в душе, стало для Лиз источником утешения.
– Келли-Энн сказала почему? – спросила Тельма. Они все знали, что кроется за этим «почему».
– Скорее всего, сердце, – ответила Лиз. Она надеялась, что это правда. В пугающую эпоху слабоумия и бесконечного разнообразия форм рака отказавшее сердце отдавало чем-то безопасным, старомодным – возврат к тем временам, когда пожилые люди слабели, угасали, а потом умирали во сне. Просто умирали во сне. В наши дни так почти никто не делает, но, похоже, Топси именно так и поступила. – Она принимала дигоксин[11], как и мать Дерека. Я заметила упаковку, когда она пила таблетки.
– Но Келли-Энн не сказала, что это точно было сердце? – Тельма помешивала кофе.
– Она была уже немолода, бедняжка, – заметила Пэт.
– Не уверена, что она была настолько уж старой, – сказала Тельма.
На самом деле никто из них точно не знал, сколько именно было Топси лет. За семьдесят? Они помнили большую поездку в Нью-Йорк с фотографиями Топси и Гордона в Центральном парке – но то могла быть годовщина свадьбы. Сама Топси никогда не любила дни рождения; 26 апреля каждого года она швыряла тарелку с конфетами на стол в учительской с таким видом, что это положительно отбивало всякое желание обсуждать ее возраст.
– Сердце всегда может подвести, – опять вздохнула Пэт. Она посмотрела на свое недоеденное пирожное. Определенно ей пора перестать столько есть.
Тельма по-прежнему помешивала кофе.
– Но Келли-Энн не сказала, что это определенно было сердце? – повторила она.
– Думаю, они еще точно не знают, – заметила Лиз. – Но если не это, то что тогда?
Тельма не ответила, и вопрос так и повис в воздухе. То, как Тельма крутила ложку в чашке, вдруг напомнило Пэт случай в школе, когда Маргарет, координатор по инклюзивному образованию, беседовала с парнем, который приходил чинить ксерокс. Его звали Дэн, у него были молочно-серые глаза и подвеска в форме бритвенного лезвия. Жена, трое детей, по крайней мере вдвое моложе Маргарет. Пэт заставила себя вернуться мыслями в настоящее, где обсуждалось наиболее вероятное место и время похорон Топси. Скорее всего, в Балдерсби, рядом с Гордоном, но когда?
Уже позже, во время готовки (тальятелле с ветчиной: будничный ужин по рецепту Анджелы Хартнетт[12]), перед ее глазами снова возник образ подруги, тихо помешивающей кофе.
Именно Тельма первой заметила, как ксерокс постоянно и необъяснимо ломался.
Несколько дней спустя, когда Лиз возилась с натяжной простыней Джейкоба с изображением Бэтмобиля, Келли-Энн позвонила снова.
– Я собиралась тебе позвонить, – сказала Лиз слегка виновато, зажав телефон под подбородком в попытке сложить черно-желтые уголки. И это действительно было так. Каждый день она думала, что ей действительно нужно позвонить Келли-Энн, но всегда подворачивалось другое дело. Отчасти это было связано с тем чувством, которое вызывают люди, недавно понесшие тяжелую утрату: осознание, что одно неверное слово может ввергнуть их в эмоциональный хаос и в этом будет отчасти твоя вина. Но было и другое – свежее пронзительное воспоминание о хмурой, слегка похрапывающей женщине в слишком ярком кардигане, – и любая мысль о телефонном звонке оказывалась погребенной под дневными заботами.
Но Келли-Энн только отмахнулась. Ее голос был бодрым, отрывистым и оживленным, когда она рассказывала, как начала разбирать мамины вещи и наткнулась на пару вещиц, связанных со школой, которые у нее не хватало духу выбросить и которым, возможно, Лиз могла бы найти применение. Может, Лиз заглянет как-нибудь?
– Да, конечно, – ответила Лиз. Ей хотелось выразить соболезнования, тактично повторить то, что она говорила Дереку, Тиму и Джойс-соседке-напротив: возможно, все это к лучшему. Но Келли-Энн заговорила снова:
12
Анджела Мария Хартнетт (1968) – шеф-повар, обладательница звезды Мишлен, ресторатор, телеведущая и автор кулинарных книг.