Но для начала надо было получить диплом о высшем образовании, потратив на него долгие пять лет, и Надя, словно вырвавшийся на свободу узник, радовалась тому, что у нее эти пять лет впереди были. Никто теперь не мог их отнять – ни родители с их мелкими семейными проблемами, ни случайные обстоятельства, ни равнодушные горожане, которым до нее, к счастью, не было никакого дела. Каждое утро она открывала глаза на рассвете, с наслаждением прислушивалась к звукам просыпающегося города из открытой форточки и блаженно предвкушала новый день – солнечный, яркий, наполненный всевозможными событиями, неуклонно приближавший к мечте. Она снова и снова чувствовала себя счастливой от того, что этот день у нее был.
А потом, не отдавая отчета в собственных ощущениях, Надежда начала уставать.
Почему-то вдруг расхотелось рано просыпаться и идти в университет. Горячее сентябрьское солнце потускнело, сделалось неприятным. Высотные здания и необъятные площади перестали вызывать восхищение – широкие пространства встревожили, заставив чувствовать себя незащищенной. Начали раздражать неубранные обертки и окурки возле заплеванных урн, грязь на улицах, осунувшиеся озабоченно-равнодушные лица жителей, бомжи, усердно роющиеся в мусорных контейнерах. Город мечты неумолимо терял свою прелесть, освобождаясь в ее глазах от красочной мишуры внешнего великолепия, обнажая свою истинную сущность – обезличенную, бездушную, подавляющую, равнодушную к маленькому человеку. Девушка всеми силами пыталась вернуть сладкое состояние очарованности, которое охватило ее после переезда, но оно безнадежно ускользало, как вода сквозь пальцы, и удерживать его с каждым днем становилось все сложнее. Неотвратимо подступало неудобное чувство разочарования, лишая сил. Она пугалась этого чувства, отгоняла его, уговаривала себя не обращать на него внимания.
Не получалось…
…Два дня назад у челюстно-лицевого хирурга Сергея Владимировича Неволина умер пациент. Умер он от сердечного приступа ночью, на даче, куда его зачем-то понесло после несложной операции под местной анестезией. Несмотря на то, что был он в момент кончины в состоянии сильного алкогольного опьянения, у него нашлись влиятельные родственники, пожелавшие получить немалую компенсацию от одной из ведущих медицинских клиник города. Они написали жалобу в министерство здравоохранения, жалобе дали ход, доктора вызвали в прокуратуру для объяснения.
В прокуратуре было нестерпимо жарко и пыльно. После кондиционированного комфорта «тойоты» Сергей почувствовал себя так, будто его заперли в аду.
– Сергей Владимирович, в каких отношениях вы были с вашим пациентом до того момента, когда он подписал согласие на операцию?
Молодой уставший следователь с трудом поднял тяжелые припухшие веки и с нескрываемым презрением посмотрел на элегантно одетого доктора. Сергей на секунду задумался. Перед его глазами, как живой, предстал юркий мужичонка – извинявшийся, суетливый, в белоснежной рубашке с короткими рукавами. Мужичонка при первом же разговоре несколько раз повторил, что работал директором фабрики – Сергей не запомнил, какой, – а теперь на пенсии, и что лечение оплачивает сын. Сергею это было безразлично, но пациента надо было внимательно выслушать, и его слова про фабрику он запомнил.
Неожиданно в тесный кабинет вбежал парень в штатском, швырнул на свободный стол папку, выругался и, хлопнув дверью, выбежал вон. Сергей вздрогнул и забыл, о чем его спрашивал следователь.
– Что?
– В каких отношениях вы были с вашим пациентом до того момента, когда он подписал согласие на операцию? – следователь повторил этот вопрос механически, будто задавал его тысячу раз и сам забыл смысл произносимых слов.
– Ни в каких.
Отвечая на протокольные вопросы, Сергей с омерзением вспоминал, как его заставляли выворачивать карманы, как три раза просили пройти через рамку, и она каждый раз противно пищала, реагируя то на ключи, то на часы, как давали расписаться в толстом грязном журнале с серой бумагой. Он думал о том, что, если его не арестуют и он благополучно доберется домой, обязательно часа на два ляжет в горячую ванну с какой-нибудь ядреной ароматической солью – чтобы избавиться от навязчивого запаха казенных коридоров. Хорошо бы отыскать в шкафу старый глупый детектив про Эркюля Пуаро и дать отдохнуть взвинченному до предела мозгу.