Когда они въехали в город, он неожиданно прервал молчание:
– Я живу один. Поедем?
Надя энергично замотала головой.
– Нет.
Испугавшись, мельком взглянула на него. Что она делает? Опять «нет»! Наверное, надо как-то по-другому. Но как это возможно – вот так сразу поехать и остаться с ним наедине? Нет! Тысячу раз нет! Ей это не нужно!
Он печально улыбнулся уголками губ.
– Я так и думал. Хорошо, в другой раз.
Ее настроение моментально испортилось, будто произошло нечто ужасное, что уже невозможно исправить. Она отвернулась и стала напряженно смотреть в окно. Сергей молча довез ее до общежития, остановился, и, когда она попыталась выскочить прочь, резко развернул ее и долго, с наслаждением, целовал – прижимал к себе, стискивал ее плечи, будто думал об этом всю дорогу и дал себе, наконец, волю. Она неумело отвечала ему, надеясь навсегда запомнить новое ошеломляющее чувство всепоглощающей близости, накрывшее ее всю – до кончиков пальцев ног. Невыносимо захотелось остаться с ним, ощутить его горячие ладони всем своим внезапно взбунтовавшимся телом, которое непроизвольно потянулось ему навстречу. Еще секунда, и она готова была стащить с него свитер, обхватить взмокшими ладонями его сильную спину, почувствовать запах кожи. Будущее для нее перестало существовать, осталось настоящее, и в нем было только ее желание – мощное и неудержимое, словно внезапно проснувшийся вулкан.
Вдруг Сергей резко отодвинулся и, придерживая ее за плечи, напряженно посмотрел в глаза, будто мог что-то разглядеть в темноте. Это произошло так неожиданно, что она в первый момент ничего не поняла и замерла, тяжело переводя дыхание. Нежно, едва касаясь, он провел пальцами по ее горящей щеке, поправил новый шарф, вздохнул с сожалением и легонько подтолкнул к двери.
– Иди, милая.
Она в ужасе отшатнулась от него, будто этот взрослый опытный мужчина, спровоцировав ее своими требовательными поцелуями, заставил совершить нечто непотребное и подсмотрел это. Спохватившись, она толкнула дверь, неуклюже сползла с высокого сиденья и, не оглядываясь, быстро побежала прочь – опустошенная, почти неживая от жгучего стыда. Как теперь жить с этим стыдом дальше, она не знала. Телефонный номер Сергей у нее так и не спросил.
В тот вечер Надежда неподвижно лежала на кровати, отвернувшись к стене, вспоминала каждую минуту прошедшего дня и равнодушно сожалела о том, что произошло в машине. Хотелось плакать, но почему-то не было слез. Что теперь ей делать со своими новыми пробудившимися чувствами, девушка не знала. «Как жаль, – думала она, – я опять вляпалась в очередную неприятность. Так хорошо все было, жизнь почти наладилась, наступил покой. А теперь мне придется собирать себя заново, запрещая думать о нем. Обидно! Я совершенно не готова жить в этом городе, он будто выталкивает меня обратно, придумывая новые и новые испытания. Насколько меня хватит, как долго я смогу сопротивляться? Ненадолго, сил не осталось совсем».
Уснула она с твердой уверенностью в том, что никогда его больше не увидит.
…После субботнего дня, так неожиданно проведенного в Алуште вместе с Надей Головенко, Сергей не спал всю ночь, уверенный в том, что совершил непоправимую ошибку. Он ворочался в постели, перекидывался с боку на бок, собственное тело казалось ему тяжелым и неуклюжим. Девушка стояла перед его глазами, как живая, – смеялась, поправляла волосы, возбужденно дышала, целуясь. А когда он начинал забываться, немедленно окунался в жаркие изматывающие сны. Просыпаясь, шел в ванную, долго стоял под душем, возвращался в постель, пробовал уснуть, и все повторялось сначала.
Никто и никогда из знакомых женщин не дарил ему столько новых ощущений. Они слишком любили свою независимость, стараясь выдерживать дистанцию. Это проявлялось и в том, как они, получив от него деньги, оплачивали собственные счета по принципу «ты меня содержишь, но решаю я самостоятельно». И в том, как они изо всех сил старались хорошо выглядеть перед ним во время секса, думая вовсе не о сексе, словно это действие было досадным, но необходимым приложением к их тщательно культивируемой красоте. Как ни странно, ему раньше это нравилось, и он не задумывался о таких сложных вещах, отодвигая своих женщин на второй план. На первом у него была работа – он в ней жил, сбегал в нее от личных проблем. И, если бы не естественный зов природы, он бы на ней «женился», напрочь забыв о противоположном поле.