Слава криво усмехнулся сам себе и, не выдержав, все же пробормотал ругательство сквозь зубы.
Вчера она вызвала его интерес, скорее в эстетическом плане. Подобно тому, как приходя в галерею, он мог бы восхититься прекрасным полотном классика, прекрасно понимая, что ему никогда не повесить его в своем доме, в силу различных обстоятельств.
Сегодня же, держа ее в объятиях, плотно прижатую к своему телу, Святослав осознал, что и реально, физически — Наташа его сильно привлекает. И он не был уверен, что ему удалось скрыть от нее степень своей реакции. В плавках это оказалось довольно проблематично, если честно. Хорошо еще, что его полотенце оказалось рядом.
Чтоб его! Даже сейчас, при мысли о том, как ее тело прижалось к нему, дразня кожу касанием мягких округлостей фигуры Наташи через тонкую, влажную ткань купальника, а лицо уткнулось в грудь, опаляя невольным касанием закушенных губ — пульс Славы ускорился, а джинсы стали ощутимо теснее.
Опять выругавшись про себя, Святослав посмотрел на часы.
Что-то Наташа не спешила.
Хотя, вероятно, ей просто, оказалось, неудобно справится с мокрым купальником и собственной одеждой, не имея возможности опираться на обе ноги. Такое случалось. Не так уж легко приспособиться сразу.
Но в этом он ей помочь был не в силах. Сомнительно, что появление мужчины в женской раздевалке адекватно воспримется ее посетительницами, да и Наташа — неизвестно как отреагирует.
Воображаемая картина вероятного сценария событий при таком его поступке — вызвала у Славы широкую ухмылку, и даже искус попробовать. Он никогда не оказывался тем, кто вызывал переполох в такой обстановке. Даже в юности, не в пример здоровым одноклассникам.
Переступив с ноги на ногу, чтобы не дать затечь мышцам и распрямив поясницу, Святослав опять проверил дверь. Но Наташа не выходила.
«Черт! Может ей, в самом деле, нужна помощь?», он задумчиво изучал выход из женской раздевалки. Но потом, покачал головой сам себе, отметая подобную идею. «Нет, такой поступок — не самый разумный».
Пусть он и считал ее брата своим другом, ставить Наташу в неудобное положение — было лишним. Слава просто дождется ее, все равно, спешить ему сегодня некуда, и поможет с ногой. Меньшего для Дениса, который уже давно был ему не просто наемным работником, но и другом, он сделать не мог.
Да и просто, грех было не помочь такому человеку, как Наташа.
Святослав не хотел думать о том, что случилось, но его мысли, против воли, возвращались к сцене у бассейна.
Никто и никогда не реагировал так.
Если честно, Слава даже не знал, как именно Наташа отреагировала. Создавалось ощущение, что она вообще не заметила его явной ущербности.
Но это просто не могло быть, потому,…, потому, что не могло…
Не заметить хромоту Святослава — мог только слепой. Наташа казалась вполне зрячей.
И все же, когда он наблюдал за ее реакцией, выбравшись из бассейна — то не увидел ничего. Совершенно. Полный ноль.
Это немного сбило Славу с толку.
Черт! Он уже смирился с обязательной в таком случае жалостью и почти ждал этого. Но ее-то и не последовало.
За всю его жизнь никто не игнорировал факт его инвалидности настолько полно. Это даже интриговало. Ведь Святослав не просто хромал вследствие травмы. Нет. И уж где-где, а в бассейне, когда на нем не было обуви, всю степень его отличия от здорового человека можно было увидеть в полной мере.
С рождения Святослав страдал детским церебральным параличом. Тем странным и до сих пор, малоизученным заболеванием, которое и болезнью-то считается в течение пары десятков минут. Зато последствия этой «болезни», все имеющие ее — проносят через всю жизнь.
Родители рассказывали, что врачи так и не смогли установить, что привело к такому состоянию у него самого, да и не особо это уже интересовало Славу. Большую часть времени, он просто радовался, что болезнь задела только ноги. Слишком много примеров того, как может пострадать и интеллект Святослав видел в реабилитационной группе, куда мать водила его все детство.
Впрочем, иногда, после особо непростого дня в школе или институте — Слава жалел, что болезнь пощадила мозг.
Возможно, не понимать насмешек и издевок здоровых сверстников, не видеть того, как они передергивали его ломаную походку — было бы гораздо проще и легче.
Никому из них он не смог бы объяснить, что и такая возможность передвигаться — казалась Славе счастьем. А они не поняли бы его.
Он не посещал детский сад просто потому, что нормально не ходил почти до шести лет. Да и потом, еще очень долго, каждый шаг причинял сильную боль, которую Святослав учился не замечать, игнорировать.