— Хорошая мысль. Посмотрю, что смогу сделать я. Мистер Уолш? — обернулась я инспектору, сжимая рукоять трости.
Он сглотнул, и глаза у него забегали.
— А куда мне деваться, — произнес он невнятно и добавил громче: — Думаю, Управление обязано в этом участвовать, да. Всем добровольцам — милости прошу к нам, подходите после похорон. А ежели кто видел эту Беллу, тоже подходите — нам любое слово полезно.
— Надеюсь, и я могу чем-нибудь помочь? — спросил тут же отец Марк, теребя зеленый шарф, и тут же предложения посыпались, как из ведра:
— И я!
— Я ее вчера видел, у реки, могу рассказать!
— А я у нее пуговицы покупала, она еще днем с коробом по округе ходила!
— Конечно, поищем девочку! Я сыновей позову!
— А я собак своих приведу! У них нюх — ух! Авось найдем!
— И я, и я!
Влади уже взял себя в руки и теперь вполголоса обсуждал с Уолшем подробности поисков. Нана с независимым видом поглядывала на всех, но чувствовалось, что огромная ноша, давившая на нее, исчезла. Эллис за моим плечом то ли ругал Лайзо, то ли хвалил его на свой, особенный манер…
А сам Лайзо улыбался широко — и смотрел отчего-то на меня.
Странное чувство.
Похороны закончились очень быстро — почти неприлично для таких мероприятий. А потом началась жуткая суета. В итоге командование на себя взял Эллис. Он распределял между людьми участки для поисков, опрашивал свидетелей, носился везде и находился, кажется, в десятке мест одновременно — кого бы я ни спросила, где детектив, всякий указывал в свою сторону. Лайзо же почти сразу отвел Нану подальше, они переговорили и куда-то пропали.
Что касается меня, то поначалу я пыталась помогать Эллису, но он вскоре бросил в сердцах:
— Ехали бы вы домой, леди, пока и с вами не случилось что-нибудь в этом хаосе!
И я послушалась, как ни странно.
Впрочем, не бегать же мне в юбках по здешним болотам в поисках пропавшей девушки?
Я думала, что обедать буду в компании только Мэдди, но, к моему удивлению, в зал спустились и Оуэн, и Эвани, хотя они должны были сейчас находиться в поместье Шилдса.
— Энтони заболел, — коротко пояснила Эвани в ответ на мой вопрос и вздохнула: — Мне позволили подняться к нему только потому, что он очень просил. Но, честно скажу, это было… страшно. Он сейчас мечется в бреду, то узнает меня, то называет мамой. Я просидела с ним полчаса, читая книгу, а он потом вдруг заплакал и сказал, чтоб я больше не приезжала, «потому что хорошая», и отдал мне и книгу о принце Гае, и еще одну какую-то. Кажется, книгу своего отца.
— А сэр Шилдс? Что он сказал? — сердце кольнуло, стоило вспомнить Энтони. Бедный мальчик… Дуглас Шилдс говорил что-то об обострениях, но я не думала, что все так серьезно.
— Сэр Шилдс помчался в Бромли, за врачом и лекарствами, — ответила Эвани и нахмурилась. — Как можно было сына оставить одного! Конечно, в доме есть слуги, но когда дети болеют, им нужно внимание родителей.
Я только плечами пожала.
— Скорее всего, врача придется искать, да и слуги могут что-нибудь напутать с лекарствами… Наверное, он решил сделать все сам, для надежности. Не нам судить сэра Шилдса — это он выхаживает сына уже два года, а мы — просто случайные гости.
На лицо Эвани набежала тень.
— Понимаю. Просто, леди Виржиния… Как же больно чувствовать себя беспомощной!
Тут нечего было возразить.
Вечер прошел беспокойно, как и ночь. Меня преследовали дурные сны, слышалась постоянно песня Лайзо — «Нет со мною сестры, солнце погасло светлое…» — и на языке чудился соленый привкус. Уже перед рассветом я не выдержала, встала, оделась и решила собственноручно сварить кофе, чтобы немного успокоиться. Но, проходя мимо гостиной, услышала голоса и передумала.
— …собираемся и возвращаемся туда, где потеряли след. Надеюсь, что ночью там никто ничего не затоптал, — судя по голосу, Эллис превозмогал зевоту. Брэдфорд отвечал более живо — похоже, он выспался.
— Не думаю, друг мой. Мы же оставили там сторожевого, одного из людей Уолша…
— Это-то меня и беспокоит, — мрачно откликнулся детектив. — Такие идиоты если нарочно ничего не испортят, то из лучших побуждений — непременно. Виржиния, не стойте под дверью, подслушивать нехорошо!
Я толкнула створки несколько сильнее, чем хотела — от раздражения.
— А вы, Эллис, не забывайте, что находитесь в моем доме, у меня в гостях… Я, между прочим, всего лишь хотела сварить себе кофе.
— Скучаете по своему «Старому гнезду»? — закивал Эллис участливо. Я присмотрелась к нему — и передумала сердиться. Оживший труп и то выглядел бы лучше! У меня закралась мысль, что этой ночью детектив не ложился вовсе.
— Немного. Есть новости?
Эллис помрачнел.
— Есть, и прескверные. В лесу, в овраге, где-то между деревней и поместьем Хэмблов мы нашли короб с лентами и пуговицами, которыми Белла торговала в деревне. Кто-то вспомнил, что она хотела зайти к Кэтрин Хэмбл и продать ей кое-какие мелочи, которые та заказывала уже давно. А в получасе ходьбы от этого места, на тропе, собаки нашли несколько клочков ткани и явные следы борьбы. Похоже, Беллу схватили именно там, а короб уже выкинули подальше, чтобы избавиться от улик. Если бы с утра шел дождь, то мы бы ничего не нашли, а так — повезло, — Эллис вздохнул и уставился на меня исподлобья. — Виржиния, скажите честно, вы думаете, что девушка еще жива?
Я открыла рот — да так и не смогла ни слова из себя выдавить. В груди словно всё смерзлось в кусок льда от недобрых, тягостных предчувствий. Детектив вдруг каким-то беспомощным и бесконечно усталым жестом закрыл ладонями лицо.
— Вот и я думаю так же, — произнес он глухо. — Вот и я…
Поиски продолжались еще неделю.
Нельзя сказать, что они уж совсем никаких результатов не дали. Еще дальше, в глубине леса, умные собаки нашли платок пропавшей Беллы — яркий, красный с черным. Однако местонахождение самой девушки оставалось тайной. Надежда таяла не по дням, а по часам, редел строй добровольных помощников Эллиса. Сначала мельник вспомнил о своих делах, потом трактирщик, затем начали расходиться и остальные.
Только гипси и подчиненные Уолша продолжали так же методично прочесывать округу. Но это не могло продолжаться вечно — каждый новый виток поисков лишь оттягивал неизбежное.
И вот сегодня утром Эллис наконец-то признал, что Белла, скорее всего, мертва, и найти ее не удастся.
Не знаю, как другие, я ощутила постыдное облегчение. Пустые надежды иногда выматывают сильнее, чем горе, и легче смириться, оплакать, отпустить, чем ждать месяцами того, кто уже не вернется. Но для меня; мне Белла была чужой, просто еще одной невинной жертвой отвратительного убийцы. А Влади… Впрочем, не знаю, что чувствовал он. Лицо его оставалось таким же угрюмым и невыразительным, как в тот день, у церкви. Говорят, что когда Эллис сообщил, что поиски окончены, Влади лишь кивнул и ушел прочь — с прямой спиной и стиснутыми до боли зубами, и от него, словно жаром от натопленной печи, веяло глухим отчаянием.
А над деревней повисло душное облако страха.
Эллис приказал ввести новые правила: не ходить по одному женщинам, детям и старикам; отлучаясь надолго, подробно описывать близким свой будущий путь; не принимать от людей подозрительных никакого угощения. Поползли слухи о «звере-убивце», смерть Элизабет Доусон обросла страшными подробностями — хотя, признаться, действительность была страшнее любых слухов. Эллис ворчал, что теперь преступник, если в нем осталась капля разума, должен затаиться, то есть убийства прекратятся.
Но меня не оставляло жутковатое ощущение, какое появляется в тот краткий миг, когда ты уже оступилась на лестнице, потеряла равновесие — но пока еще не упала. Предчувствие боли, увечья… чего-то страшного и неизбежного. Я вздрагивала от малейшего шороха, а когда заметила, что руки у меня временами начинают трястись, то приказала подавать себе не черный чай и кофе, как обычно, а настой ромашки, мяты и валерианы.
Вот и сейчас, во время полуденной трапезы, превратившейся незаметно в подобие военного совета, напиток в моей чашке отдавал успокаивающей травяной горечью. Эллис же пил крепчайший кофе без сахара и устало излагал в десятый раз версию исчезновения Беллы. Кажется, внимательно слушали детектива лишь я да доктор Брэдфорд. Эвани сказалась больной и вовсе не спускалась к чаю, а Мэдди, по обыкновению, была больше занята десертом, нежели беседой. Оуэн отговорился делами, а Лайзо… Лайзо, несмотря на то, что мнение мое о нем несравненно улучшилось после достопамятной речи на деревенской площади, оставался всего лишь водителем и обедал со слугами.