Предложив ей свой платок, она жестом руки показала, что не нужно - у меня свой. Вытирая капли с лица, она смывала свою фальшь и боль, что так давила ее, как ни одни каблуки мира. Роза улыбнулась. Искренне улыбнулась. Так, что на душе у него стало тепло. Теплее, чем всегда. Он улыбнулся ей в ответ.
- Вот теперь ты по-настоящему прекрасна, Роза, - взяв ее за руку, сказал он.
Она не оттолкнула его, даже наоборот ей стало приятно от касания его руки. Она будто доверилась ему. Слепо, но без всяких сомнений. Он гладил ее руку, а она наклонила к нему голову, чтобы положить на плечо.
Роза улыбалась, ей было легко и спокойно. Она не боялась его ни секунды, а наоборот прижималась все ближе. Ей становилось теплее и уютнее. Кто он? А в прочем… Неважно. Это сейчас не имеет никакого значения…
- Почему ты называешь меня Розой? - тихо на ухо спросила она у него.
- Роза… Все любят смотреть, как она цветет. Расцветает. И все отворачиваются, когда вянет. Подают вид сочувствия. Сожаления этому цветочку… Затем ее выбрасывают, - огорченно сказал он.
Слезы наворачивались на ее глаза, она хотела что-то сказать, но не могла. Будто ком в горле. Ей было больно и он эту боль почувствовал всем своим телом.
- Я не видел, как ты расцветала, Роза. Но каждый день, на протяжении двух месяцев, я смотрел, как ты вянешь…
***
Когда она вернулась домой, каблуки не послужили причиной обыденной, но терпимой боли. Каждый день, снимая их, ей становилось легче. На минуту, семь или даже десять, а затем наступала вечность. В тишине. Пустоте пространства. Комнат. Она теряла себя в спальне. Сколько криков каждую ночь впитывала в себя подушка. А музыка звучала все громче… Ее музыка. Немая музыка глухого слушателя. Вот так она сходила с ума… Каждый вечер, каждую ночь. А утро… Все тише и спокойнее. И только поутру ее диагноз был излечим крепким кофе и сигаретой. Шумом за окном и стуками соседей. Только поутру она прятала себя за другими. За яркой тушью, а тоном помады она скрывала свои губы, которым так не хватало…
И так день за днем. А после вечера за ночью. Музыка играла… А слушатель - немой. Так бы и продолжалось. Но только не сегодня…
Она лежала в теплой ванной и о чем-то мечтала. Ей становилось легче. От кончиков пальцев ноги и до самых глубин себя. Так легко и приятно. Возможно, она чувствовала его присутствие, или не могла отойти от нежности тех грубых рук, что гладили ее днем. Роза улыбалась. Смех? Нет, не в порыве очередного сумасшествия - она улыбалась с чистыми глазами, водя рукой по воде. Ее июль обнимал февраль. Она чувствовала себя нужной…
За три квартала первых звезд и прохладного ветра, он сидел на балконе и смотрел на небо. Что он в нем видел? Наверное, что угодно, но только не звезды. Даже шум улиц и недовольные крики водителей не могли оградить его от той тишины, в которой находился он. Слепой тишины. Неувиденных глаз… Недослушанных слов… И только ветер, своим сильным порывом, приводил его в чувство.
« Когда я впервые тебе изменил, ты запретила к себе прикасаться. Ты пыталась уйти, сбежать от меня, но я тебя не пускал. Била меня в грудь и лицо, когда я тебя крепко зажимал, и называла меня тем, кем я был после этого. Когда ты достала нож, я впервые почувствовал, насколько ты мне нужна и какой я… После этого поступка. Смотря мне в глаза, она сделала резкое движение. Не отводя от меня глаз, кровь медленно капала на пол из ее запястья. Как только я сделал шаг, она крикнула: «Не подходи!» Затем приставила нож к шее. Я не знал, что делать, мои руки дрожали, а сердце выбивало все ребра. Я настолько боялся ее потерять. Она была настроена решительно. Безо всяких сомнений она была готова к следующему шагу. Паника, дикий ужас охватили меня. Невнятно, дрожащими губами я выдавил из себя, чтобы она убрала нож, и мы спокойно все обсудили. В ответ я услышал смех, громкий смех… Ее рука ослабела и, выпустив нож из рук, она упала. Подбежав к ней, я начал щупать ее пульс. Она потеряла сознание, но была жива. Представляете? Она была жива. Слезы бежали у меня по лицу. Капля за каплей. Задыхаясь от боли, что обжигала все всю мою грудь, я нес ее на руках к кровати. Она была жива…
Поутру я ожидал чего угодно, но только не того, что вскоре произошло. Она поцеловала меня в лоб и прижала к себе. В эти минуты я осознавал, какая я тварь и ничтожество. И любой человек, посмотрев со стороны на эту ситуацию, сказал бы про себя - Какая же она влюбленная дура. »
Отложив книгу на тумбочку, он завел будильник, как обычно, ровно на семь утра и так усердно пытался уснуть. Я бы даже сказал отчаянно. Ведь те мысли, что послужили виной неудобной подушки или другим обманом себя, действительно овладели им крепко, как цепи.
Ночь намного сильнее обостряет одиночество. В темной комнате, наедине с собой и своими мыслями, ты еще больше осознаешь свою ненужность. Бросая в жар, ты считаешь, себя брошенным и больше всего тебе не хватает его. Человека, что держал бы тебя за руку в эту темную ночь, в этом мрачном проулке… Тебе не хватает тепла, а одеяло не сможет согреть тебя так, как и музыка не сможет заменить голоса, который хотел бы ты услышать. Слушать. Понимать, что ты не один в этом мире, в этой кровати, в этой пустой квартире… Лишь будильник так верно и вовремя будит, а как бы хотелось проспать.
Не сомкнув за ночь глаз, зазвенел будильник. Ровно семь утра.
Это утро было другим, не таким, как всегда встречал его он. Достав спрятанную пачку сигарет, он вытянул из нее все двадцать сигарет и положил на кровать. Делая себе чай, в этот раз заварки он не пожалел. Я бы даже не назвал это напитком, в кружке было чуть меньше половины заварки и столько же воды. Подкурив сигарету, он делал слишком глубокие тяги и без привычки, с расстоянием в два года, они пьянили его не хуже любого коньяка. Тяга за тягой, запивая чаем. Докурив одну сигарету у него перед глазами начало двоится, сильное головокружение. Сухость во рту. Тошнота. Он тянулся к следующей сигарете, так будто был вдребезги пьян. Закурив другую и запив своим напитком, он уже ничего перед собой не видел. Свет… Кружка выскользнула из рук и разбилась на пол. Затем упал и он.
_
Роза никогда не опаздывала. Никогда. И на этот раз она переступила порог кофейни в четыре. Всё как и обычно - посетителей почти не было, на удивление, кроме постояльцев этого заведения, никто здесь не задерживался больше, чем на два раза. Обычная кофейня, которых в этом городе полно, но вот людей она почему-то к себе не привлекала. Возможно все дело в кофе? Хотя нет, кофе у них было неплохое. Возможно все дело в обстановке. Слишком она была мрачной и, я бы даже сказал, отталкивающей. Безвкусные темные стены, тихая депрессивная музыка. И как бы странно это не звучало, именно внутри, а не снаружи - сплошной дождь.
Сняв пальто, она осмотрелась по сторонам. Его столик был пуст, впервые за эти два месяца он был пуст. Он не пришел. Тот, кто гладил еще вчера ее руки и снял с нее маску, которая день за днем врастала в ее лицо, не пришел. Тот, который не назвал своего имени, но назвал именем розы искалеченную душу, что увидел еще с первых дней - опоздал на целую вечность. Она доверилась ему и так ждала этой встречи, чтобы сказать ему все то, что он тогда не услышал. Огорчение? Нет. Она была подавлена, в эту минуту, в этот час она нуждалась в нем больше, чем в себе. Как? Как он мог оставить ее, когда на его плече она оставила всю себя. От нежности ладоней. Доверия. И до горьких слез… Зачем тогда все это было нужно? - обреченно повторяла она себе…
Когда он пришел в себя, за окном уже было темно. С большим трудом он поднялся и включил свет. Разбитая кружка под ногами, видимо это осколком он зацепил руку. Так небольшая царапина, о которой он сразу же и забыл, посмотрев на время. Без восьми минут три. Ночь. Неужели я так пролежал почти сутки? С удивлением подумал он. Голова раскалывалась и тошнота. Сильная тошнота. Было такое ощущения, что выпил он пол бара, а затем упал у самой кровати. Окурок под ногой, табачный дым. Посмотрев на все это со стороны, он тихо, но с полным отвращением процедил сквозь зубы: «Какой же ты слабак!» Ему было противно от себя, он сломался, как спичка, которой подкуривают все свои беды.