– Ох, леди Виржиния, леди Виржиния… – пробормотала кондитерша. Я почувствовала, как в то же время вокруг моей талии обвиваются хрупкие тонкие руки Мадлен, а в лопатки утыкается горячий лоб.
Георг стоял на пороге и смотрел на нас. Между бровей у него залегла тревожная складка.
– Только не говорите: «Я же предупреждал вас, леди Виржиния», – слабо улыбнулась я, высвобождаясь из объятий. Миссис Хат хлюпнула носом и вытащила жёлтый платок. Щёки и глаза у неё покраснели, фигура погрузнела, словно бодрая Роуз состарилась за один день на десять лет. Мэдди лианой обвилась вокруг меня, пристраивая голову на плече. Бедная девочка, представляю, как она перепугалась, увидев утреннюю газету. Ведь я прихожусь Мадлен и вместо матери, и вместо старшей сестры…
– Не стану, – вздохнул Георг, переминаясь с ноги на ногу и отводя взгляд. Мастер, кажется, чувствовал себя очень неловко. – В случившемся есть и моя вина. Я должен был настоять на кэбе или довести вас до дома. Но больше такого не повторится. Сегодня кэб уже ждёт. Мы вместе доедем до особняка, и только передав вас с рук на руки прислуге, я успокоюсь и отправлюсь домой.
Мэдди отстранилась и, нахмурив брови, начала бурное объяснение – жестами и знаками.
– Стой-стой! – запротестовала я, чувствуя себя слишком усталой, чтобы разгадывать сейчас её пантомиму. – Возьми альбом, милая, и напиши… Пожалуйста.
Мадлен растерянно кивнула и быстро побежала на второй этаж за письменными принадлежностями.
– Ох, леди Виржиния, ну почему же с вами такое происходит, – всхлипнула миссис Хат беспомощно. – За что вас Небеса так невзлюбили? И родителей прибрали, и леди Милдред, упокой Господь её душу, а теперь и на вас напасть навалилась… Ох, леди Виржиния…
– Не волнуйтесь, миссис Хат, – тепло улыбнулась я, забрала у кондитерши платок и сама вытерла бегущие по её обвислым щекам слёзы. – Всё же хорошо закончилось. Обещаю, поговорим об этом завтра, а сейчас я до безумия хочу спать…
– Да, да, девочка моя, – растроганно пробормотала она, подслеповато щуря глаза. – Мэдди?
Мадлен и вправду успела уже вернуться и теперь гордо демонстрировала мне единственную запись на альбомном листе, сделанную аккуратным округлым почерком:
«Я буду спать на коврике у вашей двери».
– Полагаю, спорить с тобой бесполезно? – моя улыбка сделалась рассеянной. В глазах уже двоилось от усталости. – Так?
Мэдди радостно кивнула. Георг ничего не сказал, но я чувствовала, что решение Мадлен он одобряет, и сам не против сторожить меня целыми днями, но прекрасно знает, что я этого не позволю.
А Мэдди можно всё.
– Но никаких ковриков, милая, – с трудом подавила я зевок. – Прикажу слугам приготовить соседнюю спальню… Простите, сегодня был трудный день, я совершенно вымотана. Мэдди, ты не поможешь мне?..
Девочка, которая, кажется, искренне боялась, что я запрещу ей ночевать в особняке, радостно кивнула, тряхнув рыжими кудряшками, и метнулась за шалью и тростью.
– Георг, вы проводите потом миссис Хат? А завтра, обещаю, мы обязательно поговорим о том, что случилось…
– Да, леди Виржиния, конечно, – кивнул Георг, пока Мадлен расправляла на моих плечах шаль. – А сейчас наша общая забота – доставить вас в целости и невредимости до особняка.
– Не стоит так волноваться, не думаю, что преступник повторит… – начала я говорить и осеклась.
Георг распахнул дверь и сейчас придерживал её, чтобы мне удобно было пройти. Но отнюдь не мрачная ночь опасного Бромли заставила меня замолчать.
В свете фонаря над порогом я отчётливо разглядела царапину на руке Георга – от запястья до указательного пальца.
Совсем свежую царапину…
– … повторит нападение.
Самым трудным в моей недолгой жизни оказалось это – замаскировать неловкую паузу зевком и устало закончить фразу, как ни в чём не бывало.
Если я поняла всё не так – потом мне будет очень-очень стыдно перед Георгом. Но если права… Гадалка сказала мне: «Глаза тебя обманут». Я всегда видела Георга своим другом, почти родичем. Неужели я ошибалась?
Кэб был большим, четырёхместным и слегка старомодным. Мы с относительным удобством разместились на жёстких сиденьях. Я рядом с Мэдди, Георг – с беспрестанно шмыгающей носом, всхлипывающей и терзающей платок миссис Хат. Кружная дорога до особняка заняла едва ли больше четверти часа, но и за этот краткий срок чувствительная Роуз успела не единожды уверить меня в том, как «все мы любим вас, леди Виржиния, и желаем вам только добра». В другое время я умилилась бы и сама вытерла бы старушке слёзы своим платком, но день отнял слишком много сил. Очень хотелось очутиться поскорей в тишине и покое родного дома, подальше от всяческих тайн и подозрений. Я благодарно улыбалась миссис Хат, стараясь поддерживать с ней успокоительную беседу, но мой взгляд против воли вновь и вновь возвращался к Георгу. Мне казалось, что кольцо на пальце, массивная серебряная роза, тяжелело и раскалялось, а злополучная царапина точно светилась в темноте.